Тень Микеланджело - Пол Кристофер Страница 30

Присев на кушетку, Финн огляделась по сторонам. Валентайн исчез за углом и спустя несколько минут вернулся, неся поднос, на котором было два огромных многослойных сэндвича и пара бутылок пива с длинным горлышком.

— «Блэц»?

— Из Висконсина, — улыбнулся Валентайн. — Я учился в Мэдисоне, там к нему и пристрастился.

— Мой отец преподавал в Университете штата Висконсин, — сказала Финн, сделав глоток пива.

Она откусила кусок сэндвича и стала жевать, глядя на сидящего напротив Валентайна.

— Верно, — кивнул Валентайн. Он отпил из своей бутылки, но лежавший на подносе сэндвич проигнорировал. — Там-то я с ним и познакомился.

— А как вы с ним познакомились?

— Он был моим профессором по антропологии.

— Когда это было?

— В конце шестидесятых — начале семидесятых.

— Наверное, он был молод.

— Да. Я тоже, и даже моложе.

Он рассмеялся.

Финн откусила еще сэндвич и отхлебнула еще пива. Она обвела взглядом окружающие ее мебель и художественные произведения, подумала о куске нью-йоркской недвижимости, на верхнем этаже которого сидела, а потом и о Валентайне. От всего этого у нее голова шла кругом. И правда, это уже перебор.

— Вы ведь купили этот сарайчик не на доходы от продажи старых книг, мистер Валентайн?

— Просто Майкл, и это прозвучало как пассивно-агрессивное утверждение, мисс Райан.

— Не стоит наводить тень на плетень. Вы ведь не ограничиваетесь тем, что торгуете книгами и проводите исследования?

— Да.

— Вы вроде как шпион, верно?

— Шпион?

— Разведчик, да?

— Ну, в общем, не совсем.

— А мой отец, кем был он?

— Профессором антропологии.

— Когда он умер, его тело привезли хоронить в Колумбус.

— Да?

— Его хоронили в закрытом гробу. В то время я не особенно задумывалась об этом. Я с ума сходила от осознания того, что никогда больше не увижу его лица.

Валентайн промолчал.

— Но потом, гораздо позже, я начала задумываться о тех местах, где он бывал, — всегда политически нестабильных, всегда опасных, и тогда мне пришло в голову: почему он в закрытом гробу, когда у него якобы произошел совершенно невинный сердечный приступ?

Валентайн пожал плечами:

— Он умер в джунглях. Возможно, потребовалось время, чтобы доставить его останки в цивилизованный мир.

— А может быть, у него отсутствовали ногти, или его подвергали пыткам, или в гробу вообще не было тела моего отца.

— Значит, ты думаешь, что твой отец был шпионом?

— Я из Колумбуса, штат Огайо. Мои преподаватели говорили, что я склонна мыслить прямолинейно. Ни черта тут не поделаешь, так у меня голова устроена: выстраиваю факты, как костяшки домино, группирую и смотрю, что из этого имеет ко мне отношение. И какое. В данном случае моя мать дает мне ваш номер телефона, вы определенно не занудный старый букинист, и вы были студентом моего отца… может быть, больше чем студентом. Мой анализ неверен? Я ошибаюсь? Моего приятеля убивают, на меня нападают, мой бывший босс кончает тем, что ему втыкают в глотку кинжал, а вы и бровью не ведете… Майкл.

— Ты говоришь точно как он.

— Кто?

— Твой отец. Он обычно просчитывал факты на пальцах, точь-в-точь как ты.

Он улыбнулся. Финн опустила глаза и поняла, что она делала руками. А потом покраснела, вспомнив, как отец что-нибудь объяснял за обеденным столом и его руки играли друг с другом, один палец на другом. Когда заканчивались пальцы, заканчивалась обычно и лекция.

Финн закрыла глаза, неожиданно ощутив безмерную усталость. Она совершенно выбилась из сил. Чего ей на самом деле хотелось, так это найти кровать, рухнуть на нее и не вставать месяц или даже больше. Сколько времени прошло? Двадцать четыре часа? Тридцать шесть часов? Примерно столько. Как вспышка молнии. Как будто в один момент ты ехал в машине, а в следующую секунду оказался обернутым вокруг телефонного столба. В жизни так не бывает, во всяком случае, не должно быть. Она все делала правильно, получала хорошие оценки, чистила зубы как положено, из стороны в сторону и вверх-вниз, не ездила на красный свет, так что всего этого… просто… не должно было… случиться.

Она открыла глаза.

— Не надо больше вешать мне лапшу на уши, Майкл. Я не играю в игры, и я не играю в Холмса и Ватсона. Речь идет о моей жизни — или, может быть, о моей смерти. Об убийстве. Я хочу знать правду. И я хочу знать, кто вы такой, черт возьми.

— Тебе это может не понравиться.

— Давайте проверим.

— Ты знаешь что-нибудь о своем деде — деде по отцу?

— Какое это имеет отношение к происходящему?

— Очень большое.

— Он был своего рода бизнесмен. Мой отец никогда о нем не говорил. Кажется, он был ирландцем. — Она вздохнула. — Это давняя история.

— Знание о том, кто мы есть и каковы наши корни, не может быть «давней» историей. Ты знаешь старую поговорку: «Те, кто забывает историю…»

— «…обречены ее повторять».

— Да, цитату слышали многие, но можешь ли ты сказать, кто автор этих слов?

— Нет.

— Испанский философ Джордж Сантаяна. Он родился в середине девятнадцатого века и умер в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Твой дед действительно встречался с ним как-то раз.

— Вы всегда начинаете издалека?

— Твой дед родился в Ирландии, но его имя было не Райан. Его звали Флинн, Падрик Флинн. Подходящее родовое имя, ведь Флинн, по-гэльски О'Флинн, означает «рыжеволосый».

— Господи Иисусе! — простонала Флинн. — Вы хотите сказать, что мое настоящее имя Финн Флинн?

— Имя он сменил легально, когда покинул Корк — надо признать, несколько поспешно. Он был причастен к Пасхальному бунту тысяча девятьсот шестого года, в связи с чем ему пришлось срочно убираться из города. Он приехал в Канаду, где занялся не самым почтенным бизнесом — стал бутлегером. Разбогател, перегоняя гребные лодки, полные контрабандного спирта, через реку Детройт из Виндзора.

— Все это очень интересно, но куда это ведет?

— Так вот, на американской стороне реки он познакомился с моим дедом, Микеланджело Валентини. Он тоже сменил свое имя, назвался Микки Валентайном, но все звали его Микки Червы. Как и твой дед, он тоже был знаменит некоторое время. После отмены сухого закона Патрик Райан отошел от дел и переехал в Огайо. Микки Червы был застрелен в Нью-Йорке, в гангстерских стычках семидесятых. После этого власть забрали себе Готти и его уроды.

— О'кей, если это правда, во что я уже начинаю верить, значит, мы оба происходим из криминальных семей. Ну и в чем тут суть?