Кровная связь - Грег Айлс Страница 30

– В последнее время ты почти ничего не снимаешь со счетов своего доверительного фонда, – замечает дед. – Ты больше не тратишь деньги?

Я пожимаю плечами.

– Мне нравится зарабатывать самой.

– Хотел бы я, чтобы остальные члены семьи хоть иногда следовали твоему примеру.

Я понимаю, что он хочет этим сказать. Это завуалированное оскорбление в адрес моей матери и тети, но в первую очередь он имеет в виду моего отца.

– Ты ведь не любил его? Папу, я имею в виду. Скажи мне правду.

Дед не отводит глаз.

– По-моему, я не делал из этого тайны. Может быть, мне стоило вести себя по-другому, но я не лицемер и не ханжа.

– Почему ты его не любил? Неужели просто так?

– Во многом виновата война, Кэтрин. Война, на которой был Люк. Вьетнам. Наверное, отсюда все его проблемы психического характера.

– Он же был ранен, если ты помнишь.

У меня до сих пор перед глазами стоит строчка рваных шрамов на спине отца, которые он заработал, когда рядом с ним взорвалась противопехотная мина-ловушка. Мне всегда становилось не по себе, когда он снимал рубашку.

– Проблема Люка заключалась не в его телесных ранах.

– Ты не знаешь, через что ему пришлось пройти там! – запальчиво восклицаю я, хотя и мне об этом ровным счетом ничего не известно.

– Это правда, – соглашается дед. – Не знаю.

– Я слышала кое-что из того, что ты говорил ему. Что Вьетнам – это не настоящая война. Что на Иво или Гуадалканале [11]вам приходилось в сто раз хуже.

Он с любопытством смотрит на меня, словно изумляясь тому, что восьмилетний ребенок, оказывается, способен запомнить такие вещи.

– Я и в самом деле говорил такое, Кэтрин. Но за время, прошедшее с той поры, я понял, что мог и ошибаться. В некоторой степени, во всяком случае. Война во Вьетнаме была совсем другой, но тогда я этого не понимал. Но, ради всего святого, на Тихом океане мне доводилось видеть такое, чего врагу не пожелаешь, но я не позволил себе свихнуться из-за этого. Хотя кое-кто из хороших парней и сломался, и, наверное, Люк был одним из них. Военный невроз, как говорили в те времена врачи. Или психическая травма, полученная во время боя. Хотя, боюсь, мы называли это несколько по-другому…

– Трусость! – заканчиваю я за него, одновременно пытаясь взять себя в руки. Щеки у меня пылают. – Почему ты никогда не говорил папе, что видел, как другие хорошие парни ведут себя так же, как и он? Ты называл его в лицо трусом. Я сама слышала! Тогда я не понимала, что ты имеешь в виду, зато прекрасно поняла это позже.

Дед кладет перед собой все еще сильные, крепкие руки и невозмутимо смотрит на меня.

– Послушай меня, Кэтрин. Может быть, я был несправедлив к твоему отцу. Но в какой-то момент становится уже неважно, через что тебе пришлось пройти. Нужно взять себя в руки, завязать шнурки на ботинках и жить дальше. Потому что никто не сделает этого вместо тебя, можешь мне поверить. Долг твоего отца заключался в том, чтобы содержать тебя с матерью, заботиться о вас, но этот свой долг он, к несчастью, выполнить не сумел.

От ярости я лишаюсь дара речи.

– Перестань! Неужели ты и вправду хотел, чтобы он добился успеха?

– Что ты имеешь в виду? Я трижды предлагал ему работу, и ни разу он с ней не справился.

– Да как он мог? Ведь ты презирал его! И разве тебе не нравилось изображать из себя большого человека, который давал еду и кров всем остальным? Который контролировал нас и управлял всеми?

Дед удобнее устраивается в кресле. Его лицо становится твердым и жестким, словно вырубленным из гранита.

– Ты переутомилась и не в себе, дорогая. Мы продолжим разговор в другой раз. Если в том возникнет необходимость.

Я пытаюсь возражать, но какой в этом смысл?

– Мне нужно возвращаться в Новый Орлеан. Пожалуйста, не входи в мою старую спальню, пока я не вернусь. Без специальных химикатов ты все равно ничего там не увидишь. И, пожалуйста, проследи, чтобы туда не входил никто другой. А то от матери можно ожидать, что она распорядится выдраить комнату моющим средством.

– Не волнуйся, я приму необходимые меры. Можешь анализировать все, что тебе заблагорассудится.

Я собираю бумаги и иду к двери кабинета.

– Ты, случайно, не встречаешься с кем-нибудь, кто годился бы на роль супруга? – интересуется дед.

Мне становится жарко.

– Хотелось бы увидеть здесь внуков до того, как я умру.

Если бы он узнал, что я беременна, то, вероятно, даже не обратил бы внимания на тот факт, что я не замужем.

– На твоем месте я бы об этом не беспокоилась, – роняю я, не оборачиваясь. – Ты ведь собираешься жить вечно, не так ли?

Я открываю дверь и нос к носу сталкиваюсь с водителем деда, который взирает на меня с гнусной ухмылкой на лице.

– Привет, – говорит он.

Я протискиваюсь мимо него, не сказав ни слова, и слышу, как он бормочет мне в спину что-то вроде «фригидная сука».

В любой другой день я бы развернулась и откусила ему башку, но сегодня… мне не хочется связываться, он того не стоит.

Сегодня я лишь молча ухожу.