Это слово – Убийство - Энтони Горовиц Страница 3

Я закрыл книгу и взял трубку.

– Тони? – спросил чей-то голос.

Определенно, это не Спилберг. Мало кто зовет меня Тони. Честно говоря, я предпочитаю «Энтони» – для некоторых друзей «Энт».

– Да?

– Как дела, приятель? Это Готорн.

Вообще-то я уже и сам его узнал по говору: гласные в нос, странный акцент, частью северный, частью кокни ^[2], словечко «приятель».

– Мистер Готорн, – отозвался я. Его представили как Дэниэла, однако с самого начала мне было почему-то некомфортно звать Готорна по имени. Он и сам никогда им не пользовался. – Рад вас слышать.

– Да-да. – В голосе прозвучало явное нетерпение. – Есть минутка?

– А что такое?

– Надо бы встретиться. Чем занят после обеда?

Типичная история. У Готорна что-то вроде душевной близорукости: он видит мир лишь таким, каким хочет видеть. Он не спрашивает, смогу ли я встретиться с ним завтра или на следующей неделе; нет, все должно произойти вот прямо сейчас, когда ему надо. В принципе, особых дел у меня не было, но я вовсе не собирался об этом докладывать.

– Ну не знаю… – начал было я.

– Как насчет трех часов в том кафе, куда мы раньше ходили?

– «Джей-эн-Эй»?

– Оно самое. У меня к тебе будет просьба, и очень важная.

Кафе находилось в Клеркенуэлле, в десяти минутах ходьбы от моего дома. Если бы понадобилось ехать через весь Лондон, я бы еще подумал.

– Ладно, давайте в три.

– Отлично, приятель, до встречи!

И он нажал отбой.

Передо мной на экране компьютера все еще висел сценарий «Тинтина». Я свернул программу и задумался о Готорне.

Впервые мы познакомились год назад, когда я начал работать над телевизионным сериалом «Несправедливость». Идея этой криминальной драмы с Джеймсом Пьюрфоем в главной роли родилась из вечного вопроса, который порой задают себе сценаристы, мыкаясь в поисках свежей идеи: как адвокат может защищать заведомо виновного? Говоря коротко, никак. Если клиент признается в преступлении до суда, адвокат откажется его представлять – должны быть хотя бы малейшие основания верить в невиновность подсудимого. Итак, я придумал сюжет о защитнике прав животных, который глумливо признается в убийстве ребенка сразу после того, как адвокату Уильяму Трэверсу (Пьюрфой) удалось его оправдать. В результате у Трэверса случается нервный срыв, и он уезжает в Саффолк. Однажды на станции в Ипсвиче он замечает своего подзащитного, а через несколько дней того находят мертвым. Возникает вопрос: имеет ли Трэверс отношение к его смерти?

В итоге сюжет выливается в дуэль между адвокатом и инспектором полиции, расследовавшим дело. Трэверс – темная лошадка; человек опасный, непредсказуемый. И тем не менее он – герой, зрители должны болеть за него, поэтому я сознательно наделил полицейского самыми неприятными чертами: агрессивный, раздражительный, вспыльчивый, чуть ли не расист. Я писал его с Готорна.

Справедливости ради надо отметить, что Готорн вовсе не такой. Он, например, нисколько не расист. Но раздражал он всегда неимоверно – каждая встреча становилась для меня испытанием. Мы с ним – полные противоположности. Я никак не мог понять, откуда он такой взялся.

Его нашел помощник режиссера. Мне сказали, что Готорн служил инспектором в городской полиции Лондона, в районе Патни, и специализировался на убийствах, пока его вдруг не выкинули по неясным причинам после двенадцати лет службы. Вообще, на телевидении полно бывших полицейских, консультирующих съемки детективов, это обычная практика: они добавляют небольшие штрихи, придающие сюжету правдоподобность. Честно говоря, Готорн здорово помог: он инстинктивно понимал, что мне нужно и что сработает на экране. Помню такой пример: в одной сцене мой детектив исследует труп недельной давности, и медэксперт протягивает ему тюбик ментоловой мази, чтобы тот помазал у себя под носом, – оказывается, ментол перебивает запах. Это Готорн подал мне идею, и если вы посмотрите серию, то сами увидите, как оживилась сцена.

Впервые мы встретились в офисе компании, снимающей сериал. По сути, у меня были его контакты, я мог связаться с ним в любое время, задать вопрос и затем вплести ответ в канву сценария. Все это можно сделать и по телефону, встреча была чистой формальностью. Когда я приехал, Готорн уже сидел в приемной, закинув ногу на ногу, сложив пальто на колени. Я сразу понял, что это он.

Готорн поднялся мне навстречу. Мужчина не крупный, и нельзя сказать, чтобы выглядел угрожающе; и все же это единственное банальное движение дало мне пищу для размышлений. В его пластике проскальзывало что-то вкрадчивое, как у пантеры или леопарда, а в карих глазах светилась странная враждебность, словно он бросал мне вызов. Около сорока; чисто выбритое лицо, коротко подстриженные волосы неопределенного цвета с легкой проседью, бледная кожа. У меня создалось ощущение, что в детстве Готорн был очень красивым ребенком, однако позднее случился некий перелом; и хотя уродливым его не назовешь, он до странного непривлекателен, похож на неудачную фотографию самого себя. Элегантный костюм, белая рубашка, галстук, плащ перекинут через руку. Он взглянул на меня с преувеличенным интересом, словно я его чем-то удивил. Уже на входе я почувствовал, как он высасывает из меня энергию.

– Здравствуйте, Энтони. Приятно познакомиться.

Откуда он меня знает? В офисе толклась куча народу, все бродили туда-сюда, никто нас не представил, да и сам я не успел.

– Я большой поклонник вашего творчества, – продолжил Готорн, и в его тоне ясно прозвучало, что он не прочел ни строчки и ему наплевать, если я это понял.

– Спасибо.

– Я слышал о сериале, который вы хотите снимать, – звучит интересно.

Издевается, что ли? Вид у него был откровенно скучающий.

Я улыбнулся.

– Буду рад поработать с вами.

– Взаимно, – кивнул он.

Если бы…

Чаще всего мы общались по телефону, однако были и встречи – главным образом в офисе или на летней террасе кафе «Джей-эн-Эй» (он постоянно курил: самокрутки или дешевый сорт вроде «Ричмонда»). Я слышал, что Готорн живет в Эссексе, но понятия не имел, где конкретно. Он никогда не говорил о себе или о прежней работе в полиции, тем более не упоминал, чем все закончилось. Помощник режиссера рассказывал, что Готорн участвовал в расследовании весьма крупных дел и имел серьезную репутацию, однако я погуглил и ничего о нем не нашел.

Без сомнения, у него был выдающийся ум. Хотя Готорн ясно дал понять, что сам не пишет, и не проявлял ни малейшего интереса к сериалу, тем не менее он всегда предлагал нужные решения еще до того, как я просил. Вот пример: в начальных сценах Уильям Трэверс защищает чернокожего ребенка, которого полиция обвиняет в краже медали; утверждалось, что ее нашли в кармане. Однако медаль была недавно почищена, а в карманах у мальчика не обнаружили следов сульфаминовой кислоты или нашатырного спирта (типичных составляющих средства для полировки серебра), что доказывает его невиновность, – и эту «фишку» придумал Готорн.