Любит музыку, любит танцевать - Мэри Хиггинс Кларк Страница 3

Дарси усмехнулась:

— Кажется, я не много потеряла. А на сколько объявлений ты ответила за меня?

— Да штук десять. Я подумала, будет забавно послать и твой и мой ответ на одни и те же объявления. Потом можем сравнить свои записи, если эти придурки позвонят.

— Отличная идея. А где ты сегодня встречаешься с этим сокровищем?

— В баре на площади Вашингтона.

— Чем он занимается?

— Юрист из акционерного общества. Он из Филадельфии. Переводится сюда. Завтра вечером ты как, свободна?

— Конечно. — Они собирались поужинать вместе с Ноной.

— Я рада, что ты вернулась в город, Дарс, — тон Эрин изменился, — я соскучилась.

— Я тоже, — тепло ответила Дарси. — Ну ладно, пока. — Она уже хотела попрощаться, потом вдруг почему-то спросила:

— А как зовут этого кота в мешке?

— Чарлз Норт.

— Звучит. Ну желаю хорошо провести время, Эрин, моя Эрин [1]. — Дарси повесила трубку.

Бев терпеливо ожидала с бумагами в руках. Теперь в ее голосе прозвучала откровенная зависть.

— Вы прямо как школьницы становитесь, когда общаетесь друг с другом. Вы ближе, чем сестры. А если взять нас с сестрой, так, я думаю, вы гораздо ближе.

— Ты совершенно права, — спокойно сказала Дарси.

Аукцион в галерее Шеридан по Семьдесят восьмой улице сразу к востоку от Мэдисон авеню, был в самом разгаре. Распродажа обстановки и утвари огромного загородного дома Мэйсона Гейтса, недавно скончавшегося нефтяного барона, привлекла толпы бизнесменов и коллекционеров.

Крис Шеридан наблюдал за происходящим, сидя в дальнем углу комнаты. Он с удовольствием размышлял о том, что отвоеванная им честь распродажи этой коллекции поставила его фирму в один ряд с Сотби и Кристи. Великолепнейшая мебель эпохи королевы Анны; живописные полотна, ценные не столь мастерством создателей, сколь своей редкостью; старинное серебро Ревер, за которое, он не сомневался, будут предложены сумасшедшие цены.

В свои тридцать три года Крис Шеридан выглядел скорее проворным полузащитником, кем он и был в колледже, чем ведущим специалистом по антикварной мебели. Прямая осанка подчеркивала его рост — сто девяносто три сантиметра. У него были широкие плечи и узкая талия. Лицо с мужественными чертами обрамляли светлые волосы. Взгляд голубых глаз был располагающим и дружелюбным, однако, как отлично знали его конкуренты, этот взгляд мог быстро стать острым и проницательным.

Скрестив на груди руки, Крис наблюдал заключительную стадию борьбы за бюро Доминико Кучи 1683 года, отделанное филенками из pietra dura и по центру инкрустированное камнями. Хотя это бюро было меньше по размеру и менее изысканно, чем пара, выполненная Кучи для Людовика XIV, оно все-таки представляло собой великолепное произведение искусства, и, как он знал, именно такое отчаянно хотелось приобрести музею Метрополитен.

По мере того как торговля между двумя крупными игроками, компанией Метрополитен и представителем японского банка, продолжалась, в зале становилось все тише. Крис почувствовал, как кто-то прикоснулся к его руке и, недовольно нахмурившись, обернулся. Это была Сара Джонсон, его помощница, искусствовед, которую он переманил из одного частного музея в Бостоне. Она выглядела обеспокоенной.

— Крис, боюсь, что-то случилось, — сказала она. — Тебе звонит мать, хочет срочно поговорить. Кажется, она чем-то расстроена.

— Все эта чертова передача! — Крис направился к двери, резко распахнул ее и, проскочив мимо лифта, взбежал по ступенькам.

Месяц назад в популярном телесериале «Невыдуманные преступления» был показан отрывок, посвященный нераскрытому убийству сестры-двойняшки Криса, Нэн. Это было в Коннектикуте. Каждое утро Нэн бегала неподалеку от их дома в Дэриене. Тогда ее и задушили. Ей было девятнадцать лет. Несмотря на яростный протест Криса телевизионщики отсняли дом и участок и даже имитацию сцены убийства Нэн в лесочке, где было обнаружено ее тело.

Он умолял мать не смотреть эту передачу, но она настояла, и они смотрели ее вместе. Режиссерам удалось найти молодую актрису, удивительно похожую на Нэн. Телезрители могли видеть, как Нэн бежит; как из-за прикрытия деревьев за ней кто-то наблюдает; как он заговаривает с ней; как она пытается убежать; как убийца хватает ее, душит, снимает с ее правой ноги кроссовку и надевает туфельку на высоком каблуке.

Сочный голос диктора, читавшего текст за кадром, непонятно почему, звучал испуганно. «Кто оказался на пути прекрасной талантливой Нэн Шеридан? Знала ли она его? Они вместе с братом-близнецом праздновали свой день рождения в семейном поместье как раз накануне случившегося. Стал ли убийцей кто-нибудь, кого Нэн знала? Кто, возможно, поднимал бокал в ее честь за праздничным столом? Никто за эти пятнадцать лет не смог предоставить ни малейшей информации, которая помогла бы раскрыть это кошмарное преступление. Оказалась ли Нэн Шеридан случайной жертвой маньяка или ее смерть была актом личной мести?»

Затем следовали завершающие кадры. Дом и участок в разных ракурсах. Телефон, по которому можно позвонить, «если вы обладаете какой-то информацией». В конце крупным планом показали фотографию тела Нэн, сделанную на месте убийства. Нэн лежала на земле, руки сложены на животе, на левой ноге кроссовка, а на правой — туфелька с блестками.

И заключительная фраза: «Где же вторая кроссовка? Где же вторая изящная вечерняя туфелька? Хранит ли их еще убийца?»

Грета Шеридан смотрела передачу с сухими глазами. Когда она закончилась, Грета сказала: "Крис, я столько раз прокручивала все это у себя в голове. Вот почему я хотела посмотреть этот фильм. Я перестала нормально соображать после смерти Нэн, разучилась думать. А ведь Нэн так часто рассказывала мне о школе. Я...

Я вот что подумала: если я посмотрю эту передачу, может быть, я смогу вспомнить что-нибудь важное. Помнишь день похорон? Огромная толпа. Вся эта молодежь из колледжа. Помнишь, шеф Хэриман сказал, что он убежден — ее убийца находится здесь, среди тех, кто пришел на похороны. Помнишь, как они установили камеры, чтобы заснять всех, кто пришел на прощание и в церковь?" И вдруг, как будто ее наотмашь ударили по лицу, Грета Шеридан разразилась душераздирающими рыданиями. «Та девочка так похожа на Нэн, правда? Ах, Крис, мне так не хватало ее все эти годы. Отец был бы еще жив, если бы она была с нами. Его сердце в конце концов не выдержало горя».

«Лучше бы я изрубил топором все телевизоры в доме, чем дал матери посмотреть эту проклятую передачу», — думал Крис, стремительно шагая по коридору к своему кабинету. Он схватил трубку и нервно забарабанил по столу пальцами левой руки.

— Что случилось, мама?

В голосе Греты Шеридан слышалась растерянность и испуг.

— Крис, извини, что беспокою тебя во время аукциона, но только что принесли очень странное письмо.