Синдром гладиатора - Петр Разуваев Страница 3

Выбор номера объяснялся просто. «Понты» и привычка к красивой жизни были здесь абсолютно ни причем. Я искренне верил в случайности, но когда они происходили, внутри меня тут же срабатывал какой-то хитрый маячок, и врожденная осторожность приобретала гипертрофированные размеры. Выделив себя из общей массы пассажиров по материальному признаку, я, таким образом, создал вокруг своеобразную «мертвую зону». Появление любого объекта в этом пространстве автоматически поднимало мои ушки на макушку. Почему-то сейчас такие предосторожности казались мне отнюдь не лишними.

Апартаменты оказались не роскошными, но вполне приличными. Две комнаты, большая кровать, идеально вылизанная ванная комната, включающая в себя миниатюрную сауну, мини-бар. В общем, все необходимое для нормального отдыха. Не более того. По здравому размышлению, проигнорировав мини-бар со всем его содержимым, я с головой окунулся в водные процедуры. Хороший сеанс сауны вперемежку с контрастным душем практически вернули мне человеческий облик. Усугубив это дело полуторачасовой разминкой, проведенной по всем канонам, без скидок на старость и похмельный синдром, я опять полез под холодный душ и в результате получил самого себя в виде, полностью готовом к употреблению. Наконец-то. Радость моя была велика и неописуема.

Тут очень кстати позвонил портье и на безукоризненно правильном английском осведомился, собирается ли господин Дюпре поужинать в ресторане, или же есть смысл прислать официанта прямо в номер? Чрезвычайно растроганный такой заботой, я объявил, что хочу быть «как все», а потому минут через десять спускаюсь. Рейтинг мой при этом, похоже, слегка понизился. Быстро подобрав свежую рубашку и модный галстук от Christian Dior, с какими-то безумными котами по всей поверхности, я натянул костюм и отправился предаваться обжорству и чревоугодию.

Выстроенного для встречи оркестра, как обычно, не было. Равно как и почетного караула, девушек с цветами, умиленно плачущих старушек и прочего официоза. Нимало не смущенный этаким вот вялым приемом, я молодцевато преодолел несколько ступенек, ведущих из холла непосредственно в ресторан и остановился, вникая в особенности пейзажа.

Центральное место в этой композиции прочно занимали «наши». То есть — своевременно подвезенная «русскоязычная» часть пассажиров рейса Амстердам — Санкт-Петербург. Деловито жующие люди плотно обступили длинные столы с разнообразной снедью. Оттаскиваемые от столов тарелки были загружены, что называется, с горкой. Ни о каком мало-мальски элементарном вкусовом этикете никто даже и не помышлял. Сыры соседствовали с селедкой и копченой колбасой, а запивалось все это гастрономическое безобразие вполне приличными немецкими и французскими сухими винами. Финский персонал ресторана, потрясенный таким варварским подходом, был полностью деморализован и оттеснен в самый дальний угол зала. Мимо меня гордо прошествовал «борец сумо» с большой тарелкой жареных куриных ножек, творчески приправленных хорошей порцией маринованной с укропом селедки. Под мышкой у мужчины была крепко зажата бутылка красного вина. В принципе, зрелище было хотя и сильноватое, но вполне привычное. Я достаточно долго проработал монтировщиком сцены в Камерном Драматическом театре, и что такое «русские на шведском столе», знал отнюдь не понаслышке. В те времена я бы уже давно присоединился к жующим соотечественникам. Но это — в те времена. Оглядевшись, я заметил в противоположном конце зала абсолютно не охваченный энтузиазмом масс уголок. Причина подобного пренебрежения была прозрачна — там располагался бар, совмещенный с маленьким национальным ресторанчиком. Своего рода «status in statu». Заказать здесь можно было все, но в отличие от дармового шведского стола сделанный заказ пришлось бы оплатить, что являлось условием совершенно неприемлемым для национальной гордости великороссов. Судя по всему, это было бы наилучшим продолжением избранной мною тактики «мертвой зоны». Отбросив последние сомнения, я твердым шагом направился к последнему оплоту капитализма.

Встречали меня как очень дорогого гостя. У приветливо улыбавшейся светловолосой девушки были на то весьма серьезные основания. Из десяти столиков девять отчаянно пустовали, а единственным гостем, пожелавшим вкусить пива в спокойной обстановке, оказался тот самый толстяк-голландец, сидевший в самолете рядом со мной. Кормить здесь было решительно некого, отлаженная машина работала вхолостую, повар скучал и строил глазки тоненькому немужественному бармену. Мое появление было принято на «ура».

Я едва успел сесть за понравившийся мне столик, как тут же подвергся нападению. Милая официантка в кокетливом белом фартучке атаковала меня с яростью оголодавшей фурии. На одном дыхании выпалив полсотни названий шедевров финской кулинарии, и успев при этом разложить передо мной карту вин, она с чарующей непосредственностью сдула со лба упавшую прядку волос и замерла, обратившись в слух. Заказать после этого бокал пива было бы просто неприлично.

Управляясь с огромным куском «поронкяристюс», то есть жареной оленины с брусничной приправой, я не без удовольствия наблюдал за видимой мне частью общего зала. Процесс приема пищи достиг там своего апогея. Халявные вина сыграли с исторически неумеренными в питии россиянами дурную шутку, и за одним из столов сейчас бурно разрешался какой-то локальный, но чрезвычайно шумный конфликт. Высокий мужчина в фиолетовом спортивном костюме громогласно объяснял полной молодой женщине, что за сто баксов он дважды может полюбить английскую королеву, без проблем, а вот лично она, корова совковая, должна за счастье почитать, если он ее даром полюбит. «Совковая корова» русским языком владела ничуть не хуже своего оппонента, и ее видение ситуации было намного более широким и весьма оригинальным. Дискуссия проходила в атмосфере всеобщего интереса и участия.

Целиком поглощенный нежным вкусом оленины, бесподобной в сочетании с бокалом «Кот-дю-Рон» и ярким шоу, происходящим в зале, я почти упустил тот момент, когда она появилась на горизонте. Чернокудрая дочь Сиона и Брайтон-Бич уже подходила к моему столику, когда я, наконец, ее заметил. Надо отдать ей должное, хороша мадемуазель была необыкновенно. Стройную фигурку обтягивал элегантный черный комбинезон, выгодно подчеркивая и без того притягивающие взгляд округлости. Мягкие волнистые волосы струились живым водопадом, большие выразительные глаза играли на бледном лице, а улыбка, блуждающая на ее устах, прозрачно намекала на исполнение самых смелых желаний. Примерно так. Уж что-что, а правильно подать себя девушка умела.

— У вас свободно? — ничуть не смущаясь обилием незанятых мест, спросила «Царица Ночи».

— Разумеется, — честно ответил я, делая при этом попытку подняться с места. Но вихрем подскочивший официант опередил меня и, галантно отодвинув кресло, с изысканной учтивостью помог даме сесть. Отступать было некуда.

— Что вы будете пить? — тоном радушного хозяина спросил я.

Она ответила мне «улыбкой № 1», очевидно, самой обольстительной из своего арсенала.

— Я вас не шокирую? Вы, европейцы, наверное, не привыкли к такому способу знакомств?

Я рассыпался в уверениях и комментариях. Мол, да мы только так и заводим беседы, иначе и не принято, дурной тон. Кстати, коль речь зашла о знакомствах, то позвольте представиться — Андре Дюпре, коммерсант из Парижа. Бизнесмен, то есть.