Хамелеон - Ричард Хайнс Страница 3

Уолл-стрит, Манхэттен

— Джон, тебе вовсе не обязательно проводить безумную операцию с аукционом государственных облигаций. Остановись, пока не поздно, — увещевал Роберт Болдуин, перегнувшись через ряд мониторов, торчавших на столе Джона Филлипса.

Стол находился на небольшом возвышении, что давало возможность Джону видеть всех остальных специалистов.

— Роберт, во имя всего святого, это Уолл-стрит, а не улочка захолустного городка. Такую возможность нельзя упускать. Вы с банком еще благодарить меня будете. Вот увидишь.

Они говорили тихо, и вряд ли кто-нибудь мог подслушать этот разговор за громким гулом сотен маклеров, аналитиков и брокеров.

Тем не менее Роберт подался вперед и понизил голос до возбужденного шепота:

— Джон, я знаю, что ты отличный специалист. Но такое никому не по плечу. Я не могу тебя остановить, но как друг и коллега предупреждаю: риск слишком велик. Еще никому не удавалось загнать в угол рынок государственных облигаций Соединенных Штатов.

— И что с того?

— А то! — гневно бросил Болдуин.

Он тут же опомнился, взял себя в руки, однако его шепот по-прежнему был наполнен тревогой:

— Если твой замысел увенчается успехом, то ты всего за десять минут взвалишь на банк ответственность за десять миллиардов долларов! Помилуй бог, зачем тебе такой риск?

— Именно этим и занимается наше отделение. Всегда идем на риск, — Джон улыбнулся, его веселило встревоженное лицо друга. — И я принесу в десять, а то и в пятнадцать раз больше денег банку — я уж не говорю про свой карман, — чем если бы играл по обычным правилам. Как тебе нравится прибыль в семьдесят-восемьдесят миллионов долларов вместо пяти-шести?

Оглянувшись на дверь, Роберт укоризненно покачал головой.

— В том-то и проблема. Ты можешь думать только об успешном варианте. Однако моя работа состоит в том, чтобы предвидеть последствия неудачи. В данном случае я считаю, что наш банк будет скомпрометирован, а для тебя это станет полным концом. Я только никак не могу понять, почему этого не видит совет директоров.

Пожав плечами, Джон опустил взгляд на мониторы.

— Роберт, все будет хорошо. И именно потому, что мы сможем провернуть сейчас эту операцию, мы должны ее провернуть. Это называется «ловить момент», мой друг.

Болдуин понимал, что все доводы тщетны.

— Замечательно. В любом случае, теперь это не моя ответственность. Если Джонстону удалось получить одобрение совета директоров и вам даже подыскали партнера — одному богу известно как, — не мне становиться на пути такой махинации.

— Махинации? Давай обойдемся без мелодрамы. Правила существуют для того, чтобы их выгибать. Обрати внимание, я не сказал «ломать» — только выгибать.

Болдуин не сдавался.

— Ты ведь сознаешь, как сильно изменился мир после трагедии одиннадцатого сентября. Порой мне кажется, ты просто никак не можешь взять в толк, что на дворе уже не девяностые годы.

— Ошибаешься. На самом деле ничего не изменилось. Мы по-прежнему являемся частью все той же пищевой цепи. Хищники никуда не делись, и чем ты ниже находишься, тем меньше шансов остаться в живых, — Джон повысил голос и начал жестикулировать, подкрепляя свои слова. — Подобно акулам, нам нужно непрерывно находиться в движении. Остановишься — и тебе конец.

— Быть может, твоя позиция осталась прежней, Джон, однако позиция банка изменилась. Будь осторожней, незаменимых людей нет. Это относится даже к тебе. Старина, потом не говори, что я не предупреждал.

С этими словами Болдуин повернулся и отошел.

Джон задумчиво смотрел, как Роберт Болдуин пробирается через лабиринт столов. Этот выпускник Уортонского университета входил в руководство Банка Манхэттен и пользовался всеобщим уважением. К его мнению прислушивались. Редчайший случай — он неизменно ставил интересы банка превыше собственных. Ветеран, проработавший здесь двадцать два года, теперь возглавлял отдел юридических согласований и выполнял функцию строгого цербера.

Много лет назад, когда Джон был еще младшим агентом маленького отдела, юридическое согласование не имело практически никакого отношения к работе. Однако объемы сделок возрастали, вместе с ними взлетал по экспоненте риск, и Филлипсу приходилось все чаще сталкиваться с отделом Болдуина. Юристы бдительно следили за всеми активами банка. Они заботились о том, чтобы сделки совершались по четким, строгим и понятным правилам, без ненужных рисков. Вольные стрелки вроде Джона стонали в жестких рамках.

Маклера на какое-то время вывели из себя яростные возражения друга. Несмотря на внешнюю браваду, Джон прекрасно понимал, что, если совершит задуманное, обратного пути не будет. Он сидел за столом неподвижно и смотрел на операционный зал. Один из самых больших в мире, он был специально рассчитан на то, чтобы разместить максимальное количество активных центров на минимально возможной площади. Зал имел специфическую, очень сложную планировку. Тот, кто проводил здесь целые дни, редко покидал выделенную для него зону; подобное считалось неоправданной тратой рабочего времени. Только наиболее честолюбивые или самые тупые осмеливались вторгаться в чужое пространство и в чужие связи — драгоценные списки клиентов.

Лишь немногие обладали правом свободного доступа во все строго охраняемые отделения, но даже из них лишь считаные единицы полностью разбирались в функциях смежников. Один из таких людей — старший маклер. Эта должность была связана с большим влиянием и уважением. Джону Филлипсу потребовалось восемь из десяти лет, проведенных в банке, чтобы целенаправленно подняться на эту высоту. Цена оказалась большой. Напряженная работа изменила Джона, и даже родители с трудом узнавали сына во время его редких визитов на овцеводческую ферму, расположенную недалеко от Мельбурна. Из всех близких родственников — а у него были две младшие сестры, которых он любил, но почти не поддерживал с ними отношений, и младший брат Дэвид — лишь последний оставался его наперсником и другом. По крайней мере, он бывал собеседником в те моменты, когда Джону удавалось его разыскать.