Кристаль - Поль-Франсуа Уссон Страница 3

Затем черное покрывало ночи снова нависло над городом.

Тень упала на перекресток.

На нее.

Тень упала.

Тень…

Видение с нежными глазами исчезло. Холод превратился в липкий пот, пропитавший одежду.

Судорожно вцепившись в плед, Анжела медленно выплывала из омута завораживающего и страшного сновидения.

Она повернула голову и взглянула на соседей. Никто, кажется, не заметил ее состояния. Пассажиры выглядели невозмутимо спокойными… Или они были такими же призрачными, как персонажи ее кошмара?..

«Призраки, — подумала она. — Во сне мы все — призраки».

С того момента, как самолет взлетел, ее не оставляли дурные предчувствия. Как только шасси оторвались от земли и бесконечный горизонт распахнулся во все стороны, являя всю необъятность планеты, Анжела почувствовала себя пойманной в ловушку. Обреченной. Она терпеть не могла это ощущение — быть отданной на чей-то произвол. Пусть даже на произвол пустоты. Она понимала, что возмущаться глупо, тем более сейчас, когда с высоты открылась взору величественная картина природы, преобразованной человеком: огромные разноцветные квадраты полей. Анжела уже представила, как наводит объектив на это гигантское лоскутное одеяло — чтобы вдохнуть хоть немного жизни в галерею своих мрачных снимков.

Но вдруг все краски исчезли, сменившись чем-то мутным и бесформенным. Затем в иллюминаторе замелькали отдельные туманные клочья с размытыми очертаниями — словно длинная череда привидений. Их вновь сменила сплошная мутная пелена с едва заметными прожилками. Наконец самолет вырвался из облаков, оседлав их призрачную громаду. Он крепко держался за гриву облачной лошади, и теперь из-за ее блестящей на солнце шерсти внизу нельзя было ничего разглядеть.

Анжела подумала: «Я вполне могла бы не существовать. Самое большее — оставаться чьим-то воспоминанием…»

Они летели на север.

Все тело Анжелы, от закутанной толстым полярным шарфом головы до обутых в «лунные ботинки» ног, было в поту: она чувствовала себя губкой, пропитанной мускусом, пленницей закрытого герметически салона самолета, заполненного кондиционированным воздухом. Анжела слегка сдвинула плед. Она все предусмотрела. На ней была теплая одежда для холодной страны. Ее багаж представлял собой настоящий арсенал полярника, готовящегося к очередной экспедиции на Северный полюс. Меховой шапкой-ушанкой и варежками из дубленой овчины ее снабдила лучшая подруга, мать юной Жозетты. Варежки пришлись очень кстати. Анжела с гордостью ощущала себя здравомыслящей, пусть даже и смешной.

Скосив глаза, она разглядела белокурую головку своей крестницы. Компания девушек в настоящее время пребывала в состоянии «стэнд-бай». После предотъездного возбуждения, суматошного гвалта в поезде, который вез их в столицу, неумолчной болтовни под бетонными сводами Руасси и сосредоточенно-восторженного состояния во время проезда по Елисейским Полям — ни одного резкого жеста, ни одного громкого возгласа.

Разумеется, Анжела не собиралась изображать заботливую мамашу-наседку — она не за этим летела. Девчонок было двенадцать. Ее бесило, что она — тринадцатая.

Машинально она взялась левой рукой за камеру в футляре, лежавшую на коленях, правой рукой раскрыла футляр, сверилась с инструкцией и установила диафрагму на максимум. С такого расстояния, даже при достаточной выдержке, с учетом вибраций самолета и слабого освещения, она не сфотографировала ничего примечательного — за исключением, как она надеялась, сияющего ореола волос Жозетты.

Маленький электромеханический моторчик трижды негромко промурлыкал, и трижды в пальцах Анжелы отдалась вибрация затвора.

Анжела всегда делала по три снимка — этот фоторепортерский принцип «троичности» она унаследовала от отца. Один — чтобы присмотреться. Второй — собственно нужный снимок. Третий — на всякий случай.

Будучи заурядным фотографом, она не раз благословляла эти третьи снимки. Вторые обеспечивали ей хлеб насущный, а первые с течением лет стали разновидностью условных рефлексов — автоматической, едва ли не физической потребностью, как говорила она сама себе, улыбаясь. В сущности, только третьи снимки по-настоящему ее удовлетворяли. Вот как сейчас.

Соседи украдкой разглядывали Анжелу и ее фотоаппарат. Должно быть, он придавал ей значительный, особый вид. Вежливо улыбнувшись, Анжела вновь убрала фотоаппарат в футляр. Соседи — муж и жена с одинаковыми квадратными челюстями — продолжали подозрительно на нее поглядывать. По спине Анжелы пробежали мурашки. Надо же, самолет еще в воздухе, а жители той страны, куда она летит, уже заставляют ее ощущать озноб. Они что, все такие — словно изготовленные по одному образцу? Несокрушимые существа с горящими глазами, густыми шевелюрами — настоящий вызов для всех безволосых южан! — и огромными руками, одинаково подходящими для того, чтобы ломать кости или забивать насмешки шутников обратно им в глотки…

«К викингам?! — с испугом вскричала Анжела, рассмешив редактора. — Это же варвары! Рядом с ними даже Аттила выглядит как мелкий проказник!..»

В придачу к пожеланию счастливого пути отдел спорта преподнес ей иронический подарок — мини-драккар, запорошенный искусственным снегом, в прозрачном пластиковом шаре. Шутники хреновы! Провинциальные карьеристы, способные рассказать только про деревенские соревнования по метанию навозных шаров!..

«…Эти искусные мореходы заплывали дальше, чем кто бы то ни было, в поисках чужого добра. Кстати, они устраивали бесплатный шопинг и на наших берегах. И да, это были здоровенные громилы, рядом с ними даже бретонцы — сопляки».

Произнеся эту тираду, она замолчала. Босс насмешливо взглянул на нее, затем протянул ей билет на самолет.

«Анжела, дорогая. Если бы твой папаша не был для нашей газеты тем, чем он был, я бы давно перестал исполнять его просьбы. Но в данном случае… предупреждаю по-хорошему: этот репортаж — твой последний шанс. Такой мелкой газете, как наша, нужен фотограф, точнее, тот, кто достоин называться фотографом. Да, конечно, ты умеешь фотографировать. Но умоляю тебя, в этот раз ограничься тем, чтобы просто нажимать на кнопку! Не раздумывай долго! Нам не нужно высокое искусство — нам нужны факты, спортивные достижения, лица победителей. Спорт — самая дурацкая, но и самая прекрасная штука на свете, поэтому наш читатель хочет видеть на фото самые глупые и самые восторженные физиономии… Ты все поняла? Кстати, не понимаю — чем ты недовольна? Отличное путешествие, королевские командировочные…»

«Да, но холод!..»

«Что холод?»

«Я… это невыносимая для меня вещь».

«Ну, оденься потеплей».

Никто не мог даже представить себе, что зимние холода были для Анжелы синонимом близящегося конца света. Зимой в ее теле как будто замирала жизнь. Она в эту пору не различала красок вокруг — все становилось белым. Это был однотонный мир, без теней, но и без всякого блеска… Словно неумело обработанный, испорченный негатив — в глубине уютной фотолаборатории, где теплилась крохотная лампадка воспоминания. Неактиничная. [3]Кроваво-красная.