Локдаун - Питер Мэй Страница 3

– Да?

– Надеюсь, ты трезв, Макнил.

Макнил отлепил язык от неба и почуял запах перегара в собственном дыхании. Он потер глаза, смахивая с них песок.

– Еще часов двенадцать буду трезвым.

– Для тебя есть дело. Двойная смена. Раз это все равно твой последний день, я решил, что ты как раз успеешь. У меня еще два человека слегли.

– Дерьмово.

– Дерьмо – самое верное слово. Кто-то нагадил прямо у нас под носом, а мне больше некого послать.

Макнил запрокинул голову и затуманенным взором уставился на гигантские часы на потолке. Он все равно понятия не имел, чем заняться в ближайшие двенадцать часов. При свете он не сумел бы заснуть.

– Так что за дело?

– Кости. Группа рабочих в парке Архиепископа нашла их на дне ямы.

– Похоже, тут нужен археолог, а не коп.

– Кости лежали в кожаном портпледе, и вчера их там еще не было.

– Ясно.

– Лучше отправляйся туда прямо сейчас. Министерство на говно исходит, потому что пришлось остановить строительство. Закруглись там побыстрее, ясно? Мне этот головняк не нужен.

На линии раздался треск, и Макнил поморщился. Лейн повесил трубку.

В ванной с другой стороны лестничной площадки Макнил почистил зубы, уставившись на свое безучастное отражение. В заляпанном стаканчике сгрудились чужие зубные щетки. Макнил хранил все свои вещи в комнате, а в ванной ни к чему не прикасался. Даже обливал краны водой, прежде чем до них дотронуться. Ему нужно побриться. А еще несколько часов сна могли бы уменьшить тени под глазами. Но ущерб, нанесенный в последние месяцы, все равно ничем не залатать. Лицо человека, которому нет еще и сорока, превратилось в застывшую маску. Такое лицо и разглядывать не хотелось.

Макнил поцарапал бритвой по темной щетине и услышал шорох в соседней комнате. Продавец машин. Когда Макнил только снял здесь комнату, живущий на первом этаже домовладелец рассказал ему про постояльцев. Разведенный врач, которого отстранили от работы, обычно мог раздобыть лекарства от любых болезней. Полезное соседство, особенно в такое время. Продавец машин – гей, по мнению домовладельца, но пока не готов это признать. Было еще двое служащих из профсоюза железнодорожников, только теперь профсоюз переименовали, и домовладелец не мог припомнить, как он сейчас называется. Один из Манчестера, другой из Лидса, они работали в исполнительном комитете профсоюза в Лондоне. У профсоюза с давних времен был офис на Баальбек-роуд. В доме жила только одна женщина. От нее слегка попахивало, и выглядела она как ходячая покойница, а домохозяин не сомневался, что она сидит на наркотиках. Но платила она как часы, так что не ему ее судить.

В общем, странное сборище отщепенцев, оказавшихся на обочине общества, в своего рода сумеречной зоне, где ты не живешь, но и не умираешь. Просто существуешь. Когда Макнил только въехал – неужели всего пять месяцев назад? – он чувствовал себя чужаком. Подглядывающим. Наблюдателем. Он не принадлежал этому миру и не собирался в нем задерживаться. Но все они, наверное, когда-то так думали. А теперь, как и остальные, он не видел отсюда выхода. Сейчас он смотрел не снаружи вовнутрь, а изнутри наружу.

Он выбрал этот район, потому что хотел найти место, куда можно привести Шона. Вроде не трущобы. Здесь все же чувствовался дух поистрепавшегося благородства. В конце улицы находился парк Хайбери-Филд. Там Макнил мог попинать мяч с Шоном, прогуляться с собакой – если бы у него была собака. Некоторые названия улиц к тому же напоминали о доме. Абердин, Келвин, Сифорт, Фергюс. Было в них что-то знакомое и уютное, эхо покинутой много лет назад Шотландии. Чуть дальше Хайбери-Корнер находился бассейн. Домовладелец сказал, что когда-то тот был открыт всем стихиям. Но менее стойкое поколение построило вокруг стены и прикрыло бассейн крышей. Где-то там они с Шоном могли бы – как это говорится? – проводить время с пользой. И Макнил решил, что мог бы купить билеты на весь сезон, посмотреть игру «Арсенала» на стадионе «Эмирэйтс».

Но мать Шона отказалась отпускать его через весь город в Ислингтон. Слишком опасно, так она сказала. Может, когда закончится чрезвычайная ситуация.

Макнил натянул пальто и поднял воротник. Костюм не помешало бы погладить, а воротник белой рубашки уже слегка махрился. Верхняя пуговица отсутствовала, и крепко затянутый галстук был призван это скрыть. Макнил надел перчатки и поспешил вниз по лестнице в узкий коридор. Всего несколько месяцев назад домовладелец высунул бы голову в дверь, чтобы поздороваться. Но теперь никто не разговаривал друг с другом. Все слишком боялись.