Идеальное преступление - Иван Сербин Страница 29

— Я говорю, думают черт знает что, — повторил Русницкий.

— Кто?

— Ну, девчонки эти.

— Какие девчонки?

— Которые из кафе только что вышли.

— А-а-а, — протянул Волин и нахмурился. — Что они думают?

— Ну, что мы эти… — Русницкий усмехнулся. — «Голубые», одним словом.

— С чего ты взял?

— А почему, по-вашему, они засмеялись?

— Ты полагаешь?

— Уверен.

Волин взглянул в сторону удаляющейся компании, затем пожал плечами и снова отвернулся к двери.

— Ну и бог с ними. Пусть себе думают. Во сколько, ты сказал, поступил вызов?

— В девять минут девятого. В журнале дежурств зафиксировано.

— Так кафе вроде открывается в одиннадцать, — Волин указал на расписание.

— Тут такое дело, Аркадий Николаевич. — Русницкий усмехнулся. — Накануне, как раз вдень убийства, сотрудники этого «богоугодного заведения» отмечали день рождения кого-то из коллег. Посидели, выпили, потом заторопились на метро. Тут ведь люди разные работают. Живут кто где. Кому-то на «Динамо» ехать, а кому-то и в Бутово с Братеевом. Убирать было уже некогда, вот они и договорились собраться с утра пораньше и к открытию навести порядок.

— Вон как, — задумчиво протянул Волин и механически принялся почесывать щеку.

— Ну да. Наши-то поначалу подумали — их рук дело. Такое ведь нередко случается, начали за здравие, а закончили бытовухой. Полтора часа тарелки, рюмки да бутылки обследовали, отпечатки пальцев убитой искали. Думали, она тоже за столом сидела. Уже и наручники заготовили, а тут примчались ребята с Петровки и оттерли нас в сторонку. В смысле поставили в оцепление. Вещдоки, понятное дело, изъяли.

— Какие вещдоки?

— Записку, окурок и чулок.

— Ты про окурок не говорил.

— Убийца курил «Мальборо-лайт». Окурок нашли рядом с телом.

— То есть ты хочешь сказать, что он резал эту женщину и курил?

— Это не я говорю, Аркадий Николаевич. Это эксперты говорят.

Волин почувствовал, как у него по спине пополз холодок. Нет, за свою жизнь он повидал всякого, но так и не смог привыкнуть к подобным вещам. Человек, хладнокровно покуривающий и одновременно кромсающий жертву ножом… Это что-то из ряда вон. Волин был убежден, что ни одна пенитенциарная система в мире не сможет исправить подобных выродков.

Он представил себе Скобцова. Если до сих пор Волин смотрел на него абстрактно, как на одного из многих задержанных, побывавших в его кабинете, то теперь ощущение было совершенно иным.

Ему вдруг пришло в голову, какую задачу он согласился взвалить на свои плечи. «Лучше отпустить виноватого, чем осудить невиновного», — гласит народная поговорка. А если этот оправданный виновный из породы таких вот чудовищ? Многие из «народных мудрецов» согласились бы жить хотя бы в одном подъезде с таким соседом? То-то. Волин вздохнул.

— Ладно, пошли. — Они зашагали к воротам сада. На ходу Волин поинтересовался, кивнув в сторону выстроившегося за оградой ряда палаток: — Ларечников опрашивали?

— Конечно. А как же? Первым делом.

— Никто ничего, конечно, не видел?

— Это уж как водится, — невесело хмыкнул Русницкий.

— Прямо человек-невидимка какой-то, — пробормотал Волин. — Убивает на самом свету — никто не видит. Выходит из сада — тоже никто не видит. А дежурных в метро опросили?

— Угу, — кивнул Русницкий.

— И что?

— То же, что с ларечниками.

— Ну а как же, — язвительно усмехнулся Волин. — У нас ведь как принято: если кого бьют или тем более убивают, так сразу у всех слепоглухота прорезается. Болеем мы. — И не сдержался, процедил сквозь зубы: — Твою мать.

Они вышли на Садовое кольцо. Спустились в метро. У турникетов пожали друг другу руки.

— Ко скольким завтра подъезжать, Аркадий Николаевич? — спросил Русницкий.

— Часикам к десяти. Раньше не стоит.

— Хорошо.

Волин представил себе «теплый домашний прием» и аж зажмурился, тряхнул головой. Неприятности уже нависли над ним грозовой тучей. В ближайший час должно было шарахнуть. Спустившись на платформу, он дождался поезда, вошел в вагон, присел, закрыл глаза. Устал. Вот тебе и предотпускной денек. Перед глазами настойчиво маячила жутковатая картинка: темная, горбатая фигура, склонившаяся над трупом и оглядывающаяся через плечо. На темном пятне лица горят желтые звериные глаза. Последки детского воображения. Само собой, в реальности убийца был совершенно другим. Спокойным, возможно, даже расслабленным, с сигареткой, лениво подвешенной в уголке губ. Наверное, он щурился от лезущего в глаза дыма.

Хоть убейте, а не мог Волин представить себе в этой роли Скобцова. Слишком нервный тип. Для подобного убийства требуется прежде всего хладнокровие. А как Скобцов закричал, когда его собрались уводить? Волин не мог припомнить ни одного случая, когда бы пойманные серийные убийцы впадали в истерику. Разумеется, не считая приступов, обусловленных чистой психопатологией. Подавляющее же большинство этих людей и не думали раскаиваться, а, напротив, даже гордились размахом собственных злодеяний. Словно речь шла о подвиге. И показания давали охотно, обширно, смакуя подробности. Они совершенно не беспокоились по поводу предстоящего суда и заранее известного приговора. Единственное, что их по-настоящему волновало, — все ли газеты уделили им достаточно места и какие эпитеты при этом использовались. Каждый старался переплюнуть по масштабности преступлений своих предшественников.

Занятый этими невеселыми мыслями, Волин доехал до нужной станции, поднялся на улицу. Постоял минуту, вдыхая ночную прохладу, затем не слишком торопливо зашагал к дому.

Народу на улицах было мало. Припозднившиеся, как и он, прохожие. Стайки молодежи. Единственные «оазисы» — открытые круглосуточно коммерческие палатки. «Постоянный» контингент здесь не менялся день ото дня. Точнее, ночь от ночи.

У подъезда Волин остановился и посмотрел вверх. Окна его квартиры навевали аналогии с праздничной иллюминацией. Люся и Катька, наверное, паковали чемоданы. Черт, плохо-то как получилось.

Волин медленно поднялся по лестнице, открыл ключом дверь и сразу же почувствовал запах скандала. Люся вышла в коридор, остановилась, скрестив руки на груди.

— Привет, — пробормотал не без налета виноватости Волин, стаскивая пальто и шапку. — Вот, задержал Главный.

— Он мне звонил, — ледяным тоном ответила жена. Словно кубики льда по паркету рассыпались.

— Кто?

— Твой Главный.

— Да? — Неловко опершись рукой о стену, Волин стал развязывать шнурки на ботинках. — И что сказал?

— Не придуривайся. Ты прекрасно знаешь, ЧТО он сказал.