Седьмая жертва - Алан Джекобсон Страница 29

Вздрогнув, я испуганно вскакиваю на кровати и понимаю, что заснул в своей комнате. Проклятье! Он идет. Я слышу, как скрипят половицы под его шагами. Тяжелыми шагами.

…Перед тем как уснуть, я видел, как он привел себе шлюху. Я знаю ее, она уже бывала здесь раньше. Я вижу ее глаза, то, как она смотрит на него. Это подлые глаза и злой, неприятный взгляд.

Дверь распахивается, и на пороге стоит мой отец. Ворот его комбинезона расстегнут, лямки свисают по бокам.

– Там кто-то был.

Он ухмыляется.

– Она – настоящая сука, но я избавился от нее.

– Она мне не нравится.

– Ха, знаешь, ты тоже ей не понравился. Она сказала, что ты – плохой мальчик. Если помнишь, точно так же называла тебя и твоя мамочка.

Мать. Она понятия не имела, что это такое – быть матерью. Да и откуда ей знать об этом? Она была патентованной сукой, совсем как те, которых он приводит домой.

– Вот что я тебе скажу. Этим сукам палец в рот не клади, откусят и не поморщатся. Они считают тебя мусором. Вонючим, гнилым мусором. Шлюхи всегда говорят о тебе всякие гадости. Они называют тебя уродом, но при этом считают, что тебе крупно повезло, раз у тебя есть такой отец, как я, который заботится о тебе.

Везение – не то слово, которое я употребляю применительно к своей жизни.

Он подходит к моей кровати, и я с замиранием сердца жду, что вот сейчас ремень со свистом вопьется в мое тело. я отодвигаюсь от него и жду…

– Это твоя шлюха мать виновата в том, что ты такой урод. Это она сделала тебя таким.

Я медленно приподнимаю голову, все еще ожидая, что прикосновение ремня обожжет мою кожу. Но тут я замечаю, что ремня на нем сегодня нет.

– Пора стричься, твои патлы слишком отросли! Пойдем, подстрижем тебя!

Он хватает меня и стаскивает с постели…

Блестящий образчик эпистолярного творчества! Он вдруг понял что должен что-нибудь сделать с тем, что только что написал. Пожалуй, стоит опубликовать его где-нибудь. И сделать это можно под чужим именем, чтобы никто не догадался, что он имеет к этому материалу самое непосредственное отношение. Хотя, быть может, я хочу, чтобы люди узнали о том, что мне пришлось пережить. Правда жизни или художественный вымысел? Разумеется, все, что он написал, – чистая правда, но кто этому поверит? Люди будут смотреть на него как на прокаженного, потому что кто же захочет иметь дело с человеком, с которым обращались так жестоко и бесцеремонно?

Нет, люди, которых заинтересует то, что он написал, найдутся обязательно. Люди, которые прочтут его рассказ запоем, не отрываясь, и сочтут его гением. Они будут читать и перечитывать его, показывать другим людям, изучать и толковать каждое слово, пока не разложат по полочкам, не навесят нужные ярлыки и таблички и всякие прочие глупости, которыми пользуются для оценки художественного произведения.

И копы тоже будут анализировать его рассказ.

Да пусть они рассматривают его хоть под микроскопом, они все равно ничего не найдут. Разумеется, это означает, что ему придется тщательно замести следы. Ничего, не страшно. Итак, решено: надо опубликовать написанное и посмотреть на реакцию читателей. Если проба пера пройдет удачно, он подумает о том, чтобы расширить свою аудиторию.

Он закрыл крышку портативного компьютера и сладко зевнул во весь рот, но тут же скривился от острой боли. «Мое лицо когда-нибудь убьет меня», – подумал он. Последняя сучка все-таки подловила его и врезала по голове так, что он на мгновение потерял ориентировку и поплыл, как говорят боксеры. Она впустила его в дом, но затем, должно быть, он чем-то выдал себя, потому что не говоря ни слова, она встретила его прямым ударом в лицо. Но его стремление убить оказалось сильнее ее желания выжить, потому что, ударив его, она повернулась и бросилась бежать. Он схватил ее за руку, развернул к себе и врезал в ответ, сначала левой, а затем и правой рукой. Быстро и чисто. Краешком сознания он отметил, что у него даже заныли костяшки пальцев. Но зато она рухнула как подкошенная, а потом он достал свою трубу, и все было кончено.