Тайна Jardin des Plantes - Николя Д'Этьен Д'Орв Страница 29

— Почему от меня это скрыли? — жалобно спросил Любен. — Зачем понадобились эти россказни про ветосмотр, если на самом деле обезьяны исчезли?

Голос его отдавался под влажными каменными сводами душного вивария, где они втроем с Жервезой и Сильвеном заперлись прямо перед носом у канадского туриста, который собирался сфотографировать кайманов. Но сейчас было не до туристов.

В круглом помещении с приглушенным зеленовато-желтым светом стояли террариумы рептилий. В центре находился бассейн кайманов, имитирующий одно из таких гнилых болот, в каких они обычно живут в природных условиях. Сейчас кайманы спали в этом «болоте», разинув пасти. В соседнем бассейне спали галапагосские черепахи. Только рептилии казались обеспокоенными. Боа, питон, варан, хамелеон, повернув голову к вошедшим, пристально за ними наблюдали.

В нескольких словах Жервеза рассказала смотрителю, что на самом деле произошло вчера: как Сильвен пошел прогуляться по зоопарку, обнаружил опустевшую клетку белых обезьян, как они оба перепугались…

Чуть ли не после каждой фразы она оборачивалась к сыну, словно для того, чтобы тот подтвердил достоверность ее слов.

«Не правда ли, Сильвен?» «Ведь так оно и было, Сильвен?»

— Мама, не трать слов понапрасну, — наконец произнес он. — Любен знает, как все было. Я зашел к нему после того, как мы с тобой расстались…

Смотритель вздрогнул, не зная, какую манеру поведения лучше избрать. В итоге он ограничился лишь тем, что смущенно кивнул, как школьник, застигнутый за какой-то провинностью.

Но, против всякого ожидания, Жервеза отреагировала совершенно спокойно:

— Вам стоило бы рассказать мне об этом раньше. Тогда мы потеряли бы меньше времени. А эти игры в прятки не вернут нам обезьян…

Сильвен ободряюще улыбнулся смотрителю, словно говоря: «Ну вот, все обошлось», — но Любен по-прежнему хмурился. Несмотря на свое Подчиненное положение, он терпеть не мог, когда ситуация выходила из-под его контроля.

— Но это исчезновение — настоящая катастрофа, — снова заговорила смотрительница, лицо которой осунулось и побледнело. Теперь в ней не было ничего от властной деловой женщины, распекающей подчиненного на глазах у посетителей зоопарка еще совсем недавно.

Повернувшись к Любену, который делал вид, что полностью занят тем, чтобы оттереть с террариумного стекла присохшую водоросль, Жервеза спросила уже без всякой иронии:

— Любен, вы вчера вечером не заметили ничего странного в их поведении?

— Я хорошо их изучил, — негромко произнес старик, словно не слышал вопроса, — и заметил, что иногда они ни с того ни с сего начинают нервничать…

— И что? — не выдержав, спросил Сильвен.

Любен повернул голову к своему воспитаннику, которому поведение матери и старшего смотрителя казалось все более и более странным.

— Пока ты, Сильвен, был здесь, все было по-другому. Помнишь, мы вместе их кормили…

Помолчав, старик уже тише прибавил:

— А с тех пор как ты уехал, я хожу их кормить один…

— Хочешь сказать, это я во всем виноват?

— Иногда они меня прямо пугали, — продолжал Любен, игнорируя вопрос Сильвена. — Что-то такое было в их взглядах… Как будто они на меня злились или в чем-то упрекали… — Он медленно повернул голову к Жервезе: — В конце концов я стал посылать вместо себя Жозефа или еще кого-нибудь, чтобы те их кормили…

На лице Жервезы появилось беспомощное выражение. Она подошла к бассейну с кайманами и сильно перегнулась через ограждение, словно гимнастка. Три каймана приблизились.

— Исчезли. Мои белые обезьяны исчезли!

Жервеза пристально разглядывала панцири кайманов, считала острые зубы в их пастях.

— Вы даже не представляете, какие могут быть последствия… особенно при нынешнем положении дел…

Любен на это ничего не сказал.

Апатия, охватившая обоих «старших», казалась Сильвену абсурдной. Что-то было не так в их поведении: странные интонации, странные взгляды… Ему было не по себе, он не мог заставить себя заговорить. Он редко видел мать настолько растерянной и обескураженной. Любен тоже выглядел совершенно непривычно. Сильвен с детства помнил его стычки с матерью, в которых всегда было что-то бурно-театральное. Но сегодня все было иначе. Игры сменились реальностью. Сознавая, что нужно как-то вывести их из оцепенения, Сильвен наконец нарушил молчание.

— Мам, я понимаю, что это все очень печально, — проговорил он, — но ведь, в конце концов, речь идет всего лишь о животных…

Жервеза взглянула на него и с болью в голосе произнесла:

— И это ты мне говоришь, Сильвен? — Но почти сразу же она взяла себя в руки, твердо сказав: — К тому же речь идет не о простых животных… — Затем повернулась к Любену и добавила: — И вы прекрасно знаете почему.