Украденная жизнь - Джейси Ли Дюгард Страница 28

Филлип считал, что везение, сопутствующее ему во всем, начиная с моего похищения и заканчивая сегодняшним освобождением, — результат работы ангелов. Его версия состояла в том, что перед тем как похитить меня, он развивал в себе способности слышать ангелов и теперь они помогают ему. Я всегда верила, что ангелы несут добро, и это сбивало меня с толку. Неужели Филлип был таким особенным, что в глазах Господа нуждался в защите? А может быть, он все придумал, чтобы найти себе оправдание? А что же я? Я ничего не стою и просто являюсь объектом для использования?

Следующим утром Филлип разбудил меня и сказал, что мы все едем в бюро по надзору. Ему надоели домогательства властей, и он хочет им показать, что у него все в порядке и он может продолжать выполнение своего «проекта/миссии». Филлип велел напечатать письмо адвокату в Конкорде о том, что проект продвигается и вскоре Филлипу понадобятся его услуги. Он хотел передать его по дороге. В бюро мне следовало говорить, что я — мама девочек, разрешила им жить с Филлипом, и я в курсе, что он осужден за сексуальные преступления. Если спросят о чем-то еще, молчать и требовать адвоката.

Мы сели в машину. Я сильно нервничала. Филлип сказал, что все будет в порядке и мы позавтракаем на обратном пути. Я пожала плечами. Про себя подумала: неужели он действительно надеется, что мы войдем в бюро по надзору и ничего не случится? Нэнси вообще не произнесла до бюро ни слова.

Когда мы приехали в бюро по надзору в Конкорде, Филлип повел всех нас внутрь. Мы сразу же встретили надзорного офицера Филлипа, и он вежливо попросил меня, девочек и Нэнси пройти в другое помещение, сказал, что детям нельзя находиться в комнате ожидания. Когда нас уводили от Филлипа, я взглядом спросила, что делать, он подмигнул — и это все. Офицер отвел нас в кабинет и поинтересовался, зачем мы приехали. Я представилась Аллисой и рассказала ему все, как велел Филлип. Он полчаса задавал вопросы (в основном мне): кто я такая и зачем живу в семье Гарридо. Затем дал свою визитку и отпустил.

Мы ждали Филлипа в машине. Нэнси была необычайно тихой, похвалила меня за то, что я великолепно провела беседу с офицером. Также она сказала, что не понимает, зачем Филлип нас сюда привез.

Вместо Филлипа вышли два офицера по надзору — один из них допрашивал меня, а второй — незнакомый. Они велели выйти из машины. Незнакомый агент попросил Нэнси и девочек присесть на бордюр, а надзорный офицер Филлипа предложил мне пройти с ним, так как у него есть несколько вопросов. У меня было ощущение, что я попала в беду. Он сказал, что я лгала. Сказал, что я не мать этих детей. Я посмотрела ему в глаза и заявила: «Я родила этих девочек и, значит, я — их мать!» Он возразил, что, по словам Филлипа, мы трое — дети его брата. Я растерялась.

Я испугалась, что агент заберет дочерей, так как считает, что я — не их мать. Я начала сражаться. Я попыталась противостоять ему, хотя мне было очень неприятно лгать, и сделала все возможное, чтобы убедить его. Я сказала, что Филлип обманывает, что я убежала от мужа-тирана и не хотела, чтобы кто-либо знал о моем местонахождении. Я говорила без умолку. Офицер ответил, что ему необходимо позвонить в службу защиты детей.

Филлип потратил годы на то, чтобы поселить во мне слепую веру, что он единственный всемогущий человек, знающий ответы на все вопросы. Находясь в одном шаге от спасения, я не могла разрушить стену, возведенную им внутри меня.

Пришла женщина-офицер, и девочек с Нэнси увели. Похоже, я становилась подозреваемой. Эта женщина полагала, что я вместе с детьми откуда-то сбежала. Мне сказали, что если я не назову своего имени и не расскажу все как есть, меня отправят в полицейский участок, снимут отпечатки пальцев и тогда выяснят, кто я на самом деле. Я не знала, что делать. Я спросила, можно ли увидеть Филлипа. Его привели ко мне в комнату в наручниках. Я спросила у него в присутствии полицейских, как мне себя вести. Я сказала, что девочек могут у меня забрать и я не могу этого допустить. Он всегда знал ответы на все вопросы. Теперь он лишь смотрел мертвыми глазами и повторял, что мне необходимо вызвать адвоката. Его увели. После этого меня оставили в комнате в одиночестве на час, давая возможность обдумать ситуацию, а потом вернулась женщина-офицер.

Я уже начала понимать, что Филлип не поможет, я осталась сама по себе и мне необходимо позаботиться о девочках. Но я так привыкла прикрывать Филлипа и Нэнси, что рассказать правду незнакомому человеку было тяжело. Несколько раз я требовала адвоката, но всегда получала один и тот же ответ: если я не совершила ничего плохого, зачем мне адвокат?

Женщина-офицер сочувственно заверяла меня, что с детьми все в порядке и я их увижу. Она снова спросила, как меня зовут, а я ответила, что не могу ей этого сообщить. Она сказала, что все имеет свою причину, и ушла. Вернувшись, сообщила, что Филлип признался в моем похищении. Она опять спросила мое имя и сколько лет мне было, когда меня похитили. Я ответила, что мне было одиннадцать лет, а теперь мне двадцать девять. Офицер была шокирована. Снова спросила мое имя. Я не смогла его произнести, но смогла написать. Дрожащей рукой на маленьком листочке я вывела:

ДЖЕЙСИ ЛИ ДЮГАРД

И словно разрушились злые чары. Я написала свое имя в первый раз за восемнадцать лет. Она попросила написать дату рождения и имя мамы. Я спросила: «Я могу увидеть маму?» Она сказала: «Да!»

После того как они узнали мое имя и поняли, кто я такая, мне привели девочек. Было решено отвезти нас с детьми в полицейский участок в Конкорде, где нам будет удобнее.

В полицейском участке мне отвели отдельную комнату, а детей занимали в офисе. Думаю, они понимали, что мне необходимо побыть одной. Ко мне приходило много людей, в том числе та женщина-офицер, которой я написала имя. Несколько раз просили рассказать мою историю, и я вспоминала, как могла, со всеми деталями. Среди прочих со мной беседовали полицейские Тодд и Бет. Они представились и спросили, нуждаюсь ли я в чем-либо. Сначала я сказала «нет», но потом передумала, поскольку в соседней комнате Дж. громко рассказывала всем и каждому, как она беспокоится о своих крабах-отшельниках. Я попросила Тодда привезти из дома крабов и отдать дочери. Я также волновалась о котах и о двух соседских собаках, за которыми приглядывала. Полицейские обещали разузнать насчет животных. И тут слезы, которые я так долго удерживала, потекли ручьем.

В следующем эпизоде участвовали я, телефон и двое полицейских из округа Эльдорадо. Это был долгожданный звонок маме. Адреналин играл во мне: я не могла съесть ни крошки. У меня свело желудок. Полицейские спросили, хочу ли я что-либо узнать о своей семье, и первый вопрос, пришедший в голову, был: «А мама все еще с моим отчимом Карлом?» Мне сказали, что мама и Карл давно развелись и живут отдельно. Меня немного отпустило: я тревожилась, как вернуться в дом, где живет Карл. Я имела зуб на него, потому что он всегда пытался разлучить меня с мамой, когда мы жили вместе.

В комнате с двумя полицейскими и телефоном на столе я могла думать только о маме. Мне так много хотелось сказать, но пока я сидела и слушала телефонные гудки, язык точно прилип к гортани. Первый звонок был сделан к ней домой. Телефон все звонил и звонил, и когда они уже собрались положить трубку и попробовать другой номер, на том конце женский голос произнес «алло». Офицер спросил маму, и голос ответил, что она на работе, можно позвонить туда. Полицейский спросил, не дочь ли это, а когда получил ответ «да», объяснил причину звонка. Я сидела и слушала и не могла поверить, что они разговаривают с моей сестрой, которую я знала младенцем. Когда я жила на заднем дворе, в моих мыслях любимые люди приобретали вымышленный облик, становясь не реальными, а воображаемыми персонажами.