Разыскиваются полицией - Ким Уозенкрафт Страница 28

— А это было твое?

— Что?

— Наркотики.

— Полная ахинея! — Дайана энергично замотала головой. — Чушь! Вранье! Ни разу в жизни не прикасалась!

— Очевидно, кому-нибудь насолила?

— Так, неприятности с шерифом и окружным прокурором. Хотела вывести их на чистую воду.

— Наверное, не стоило связываться?

— Они приговорили одного парня к смертной казни. А я уверена, что он невиновен. Подставили, как меня. Я не могу этого допустить.

— Что значит «не могу»? Я так понимаю, что все уже случилось.

— Я хотела сказать, что парень — отпетый подонок, верно. Все в городе об этом знают. Но преступления, в котором его обвиняют, он совершить не мог.

— Расскажи.

— Меня это просто взбесило. Наехала на шерифа, заявила, что в курсе того, что он сделал. И хлоп — загремела в тюрьму!

— Где ты живешь, что существуют такие порядки?

— Округ Брирд, штат Техас, дорогуша. Дикий Запад не умер, он процветает.

— Шутишь? Ты в самом деле решилась взбаламутить это дерьмо? — Гейл посмотрела на Дайану.

Та расхохоталась, но ее смех грозил обернуться истерикой.

— Святая истинная правда, — ответила она. — Когда я хандрю, когда мне становится жаль себя, я вспоминаю бедолагу Рика Черчпина, который сидит в Хантсвилле и ждет палача. Тогда я понимаю, что мне очень повезло. — Дайана внезапно притихла и серьезно посмотрела на Гейл. — Вот почему мне необходимо выбраться отсюда.

— Так ты мечтаешь явиться в город, когда его прикрутят к электрическому стулу, и спасти положение? Нет, так в жизни не бывает. Жизнь в основе — грязная, несправедливая штука.

— Ты это мне рассказываешь?

— А если желаешь отсюда слинять, то с какой-нибудь разумной целью, а не потому, что намерена корчить из себя героиню.

— Послушай, у меня единственное желание: спасти не чью-нибудь, а свою задницу. Ясно? И не учи меня. Сама знаю, что делать. Меня по-крупному подставили, и я намерена с этим разобраться.

— Почему ты не обратилась в средства массовой информации? Журналисты с удовольствием хватаются за подобные темы.

— Они слушают власть имущих, а не девчонку-копа с тремя годами службы за спиной. Журналисты прямиком бы направились к шерифу и окружному прокурору. У меня не было особого желания, чтобы меня убили.

— Ты служила в полиции. Кто мог тебя убить?

— Да хоть бы шериф. Я слышала, он собственноручно застрелил троих. В свободное от службы время.

— Ты знаешь это доподлинно?

— Нет, я знаю доподлинно, что он меня подставил. Вот это я точно знаю. — Злость взбудоражила ее; она вскочила и принялась расхаживать по камере.

— Дайана! — воскликнула Гейл. — Прекрати. Иначе мы обе сойдем с ума. Сядь.

Девушка устроилась на краешке ее кровати и прошептала:

— Мне надо выбираться отсюда. Иначе я свихнусь. Покончу с собой.

— Только не в камере. Договорились?

— Я серьезно.

— И я тоже.

— Гейл…

— Даже не заводи об этом разговора. — Господи, какая упрямая девчонка! — Здесь есть уши и у стен. — Она многозначительно посмотрела на Дайану. — Завтра вечером, если позволит погода, возьму тебя на свою обычную карточную игру. Любишь играть в карты?

Дайана бросилась ничком на койку и яростно ударила кулаком по матрасу. В карты? Двадцать предстоящих лет провести за карточным столом? Она сверкнула на Гейл глазами.

— Нет? Так научишься, — продолжила та. — Я помогу тебе подать прошение две тысячи двести пятьдесят пять…

— Что еще за хреновина?

— Последняя надежда. Habeas corpus. [23]Вряд ли будет большой прок. Но может, хоть что-нибудь.

— Мне не нужно помогать с бумагами. Мне необходимо выбраться отсюда.

Гейл распрямилась и ткнула пальцем ей в грудь.

— Тебе надо уметь слушать, делать так, как я говорю. Прекрати беситься и запоминай мои слова. Занимайся рутиной. Тогда не свихнешься.

— Ты вообразила себя моей матерью?

— Вот еще! Я ничья мать! — рассердилась Гейл и ужаснулась своим словам. — Но я отмотала в этой шарашке восемнадцать лет. А ты сколько? Три месяца? Девяносто дней будет? В общем, следуй моим советам.

Дайана встала, взяла со своей койки подушку, легла на место Гейл и накрыла лицо. Затем приподняла подушку и уставилась на пустые нары над головой. Кто-то нацарапал на металле: «Soyez tranquille».

— Это ты сделала?

— Нет.

— Знаешь, что это означает?

— По-французски: «Будь спокойна. Не трепыхайся».

— Это ты написала. Признайся.

— Я же сказала: нет. Ты держишь меня за лгунью?

Дайана покосилась на надпись.

— Сделай одолжение, — промолвила она. — Ты помнишь сцену из кино, где Джек Николсон попадает в сумасшедший дом и после того, как психиатры оттяпали ему кусок мозгов, выпускает пар и лупит огромного индейца? Так вот, возьми подушку и бей меня сколько хочешь. Обещаю, не стану жаловаться.

Гейл привалилась к стене. Из коридора донеслись первые скребущие звуки — Храпунья отошла ко сну. Бензопила, да и только. Огромная бензопила. Низкое, утробное урчание. Поразительно. Вот и еще одна ночь наступила. Никчемная и бездарная в этом никчемном, бездарном месте.

— А ты что сделала?

— Кто? Я? — Гейл рассмеялась.

— Колись. Я же, можно сказать, призналась в вине. Так что давай, исповедуйся. Восемнадцать лет — большой срок. Такой дают за серьезное преступление.

— Оно и было серьезным.

Восемнадцать лет. Мысль не давала покоя — зудила, точно начинающаяся головная боль. И вдруг скрутила голову. Впереди еще двенадцать. Без шести столько же, сколько уже отбыла. Невероятно. Она не вынесет. Какой смысл в жизни, если предстоит провести в тюрьме еще двенадцать лет? Никакого, если нет надежды на свободу. А как ни печально это признавать, она понимала: в апелляции ей откажут. Остается один путь — исчезнуть, скрыться, убежать. Если написать в двух колонках: над одной «отбыть срок», а над другой — «бежать», над первой нужно прибавить: «неминуемая смерть». Это непреложная истина. Жить здесь — значит умереть. Либо от собственной руки, либо от отчаяния, которое вскоре поглотит ее. Побег сулит опасность. Могут убить. Поймать. Но существует шанс, что она вырвется на свободу. Она сильная, может подтянуться сорок семь раз в минуту. Бегает все быстрее и быстрее и способна убежать насовсем. А если ляжет на дно, ее не найти. Мать умерла. Отец тоже. У нее нет ни братьев ни сестер, ни мужа, ни детей. Ближайший друг — Мэл, ее адвокат. Гейл не сомневалась, он ей поможет. Если дойдет до дела, ей терять нечего. И ее сокамерница, эта возмутительница спокойствия тоже как будто на все готова. Дайана напомнила Гейл ее саму лет двадцать назад. Наивная. Идеалистка. Неистово верующая, что в мире победит добро. Но не странно ли, что бывшая служительница правопорядка появилась в ее жизни, чтобы помочь совершить побег? Гейл доверяла интуиции. А если это ловушка, ну и черт с ней!