Электрические тела - Колин Харрисон Страница 28

– Санджей и Бокту, идите сюда.

Низкий смуглый переводчик с угольно-черными глазами и волосами, которого я уже видел, и еще один человек – тощий сутулый мужчина лет сорока с сосредоточенным выражением лица и с тревожными морщинами вокруг глаз – отделились от группы рабочих. Я смотрел на них из-за калитки.

– Нам нужно найти Долорес и Марию, – обеспокоенно воскликнул я. – Пошли!

Но парадом командовал Ахмед. Заставив Санджея переводить, судя по всему, с какого-то индийского диалекта, он стал допрашивать второго мужчину.

– Что случилось? – спросил он.

– Мистер Ахмед, Бокту говорит, что делал свое дело, каждый час обходил все этажи. Он вышел на улицу покурить и запер калитку, а какой-то мужчина подошел к нему и начал говорить... – Второй мужчина встревоженно перебил его, размахивая смуглыми высохшими руками. – И он говорит, что они перешли улицу, чтобы выпить стаканчик джина. Мужчина платил за выпивку...

Ахмед швырнул кусок доски в стену.

– Спроси его, почему бедняк пьет джин в баре, когда ему платят за то, чтобы охранять мое имущество!

Последовали какие-то настойчивые объяснения и уточнения, но тут сторож несколько утратил ход событий, потому что, по его словам, в следующий момент он уже лежал в соседнем переулке со связанными за спиной руками. Ключи у него пропали, а утренний грузовик с хлебом гудел ему в лучах рассвета, требуя освободить дорогу. Мужчина пролепетал еще что-то.

– Ему очень жаль, – объяснил Санджей. – Он дает слово...

– Ты скажешь ему, что он уволен и что я не заплачу ему за последнюю неделю, – немедленно заявил Ахмед, с отвращением взмахнув руками.

Переводчик передал его слова, и второй мужчина тут же упал к ногам Ахмеда и стал умолять его, в смертельном ужасе обхватив его колени. Он хватал горсти пыли и совал их себе в рот. Он плакал.

Я ощущал только ярость.

– Ахмед! – завопил я. – Нам нужно искать Долорес и Марию. Их могли ранить, их могли...

Санджей продолжал переводить Ахмеду с певучим индийским акцентом:

– Бокту говорит, что у него нет денег и что у него пять маленьких детей. Он умоляет вас сжалиться над ним. Он говорит, что не знал, что в здании мадам.

Ахмед освободил свои ноги из объятий сторожа.

– Ты скажешь ему, что его мольбы – позор для него как отца и мужчины.

– Вы – хозяин, – сказал Санджей, – но я думаю, что он слишком сильно наказан.

– Ты передашь ему мои слова, иначе тоже будешь уволен.

Санджей перевел, и Бокту, секунду поколебавшись, выпрямился и быстро зашагал прочь. Тем временем Ахмед открыл железную калитку, которая преграждала мне путь.

– Заприте за мной и не давайте никому войти или выйти, пока мы снова не вернемся, – приказал Ахмед рабочим. – Если приедет полиция, скажете им, что у вас нет ключа и что вы должны позвонить мне, чтобы я его привез. Потом вы позвоните мне домой, а меня там не будет, и вы скажете, что не знаете, что делать. Санджей, ты идешь с нами.

А потом, затащив меня в пыльный полумрак здания, он добавил:

– Это ты виноват, что мужчина остался без работы, Джек, а не я! У него не было ни одного плохого дежурства. Я увольняю его, потому что должен, это урок для остальных, но устроил это ты. – Мы нырнули в узкий коридор. Громадные чугунные трубы отопления шли по одной стороне, их асбестовая изоляция была порвана и растрепана, и опасные для здоровья волокна горками лежали на полу. – Ты знаешь, насколько большое у меня здание?

Ахмед возмущенно смотрел на меня.

– Какое это, к черту, имеет сейчас значение, Ахмед? – гневно ответил я. – Мы ищем...

– Нет, конечно, ты не знаешь, Джек. Ты ведь только перекладываешь у себя в кабинете гребаные бумажки! Такие, как ты, понятия не имеют о реальности. Это не один из твоих журналов с продажной женщиной на обложке. Это – девяносто пять тысяч квадратных футов, и мы осмотрим каждый, если понадобится. Ты не понимаешь, сколько мне пришлось работать. – Он уставился на меня, и на секунду его гнев испарился, и его лицо показалось мне усталым почти до изможденности. – У меня три японских банкира, и они ставят жесткие условия, соглашаются только на аннулируемый заклад. Они хотят перевести свои деньги обратно в Токио, купить землю, пока она там дешевая. Может, ищут более выгодные вложения. Мне каждую неделю приходится лизать им задницы. Вежливо так лизать. Мне нельзя терять время, нельзя терять деньги.

В конце коридора Ахмед открыл огромный распределительный щит и включил свет во всем доме. Мы обошли первый этаж, поспешно заглядывая под брезент, в недостроенные чуланы и вентиляционные ходы. По рассказу сторожа, нарушитель вошел в здание через заднюю дверь. Он наткнулся на меньшую из двух собак на площадке второго этажа, на внутренней пожарной лестнице. Ахмед решил, что ротвейлер просунул голову между стальными прутьями решетки, облаивая нарушителя. Поднимаясь по лестнице, нарушитель нанес собаке один или несколько ударов, работая руками, словно теннисист, производящий подачу. Рядом валялся кусок трубы, один конец которой был липким от крови. Собака упала, свесив лапы и нос с края лестницы. Капающая кровь собралась внизу небольшой липкой лужицей. Потускневшие глаза псины смотрели на меня, словно глаза химеры, как будто она просила прощения за то, что не помешала мужчине напасть на Долорес. Что это за человек, с ужасом думал я, который способен убить обученного ротвейлера?

– Это была отличная сторожевая собака и стоила не меньше тысячи долларов, – сказал Ахмед. – Так ты знаешь, кто этот человек? Человек, который хочет эту женщину? Он должен очень сильно ее хотеть, – уязвил он меня. – Все мои люди говорят, что она очень красивая. О да, она должна быть очень красивой. Отличная любовница. Мягкая, как масло, горячая, как... – Он повернулся ко мне и с горьким сарказмом спросил: – Ты хотя бы ее трахнул, а, Джек?

Он не стал дожидаться ответа. Следом за переводчиком мы взбегали на каждый этаж, поспешно проверяли все комнаты и ниши, метались мимо прожилок штукатурки на стенах и электрических проводов, вившихся по потолку. Мы не находили ничего – только распахнутые двери. Ахмед хватал меня за плечо, словно обезумевший учитель, требуя, чтобы я засвидетельствовал ущерб, нанесенный его драгоценному ремонту, но я вырывался и бежал дальше, зовя Долорес. Ответа не было. А потом, на верхнем этаже, ступени закончились, и я остановился перед рядом полукруглых десятифутовых окон с видом на север, на Вашингтон-сквер, на башни Центра международной торговли, всегда внушительные и великолепные. Все окна были разбиты.

– Ох, нет! – сказал у меня за спиной Ахмед. – Каждое по тысяче долларов!

А потом мы вбежали в пентхаус, где ночевали Мария и Долорес. Дверь была открыта, а стена рядом с ней была разрушена. В ней была дыра размером с тыкву, достаточно большая, чтобы сквозь нее мог протиснуться мужчина. Ковер был усеян белыми кусками отбитой штукатурки.

– Он не смог открыть гребаного замка «Медеко» и пробил стену, чтобы зайти! – сделал вывод Ахмед. – Пятьсот долларов ущерба от одной только дыры.