Могильщик кукол - Петра Хаммесфар Страница 28

Он был последним на краю деревни и тянулся, как и владение Якоба, от Бахштрассе до проселочной дороги, соответственно чему за последние годы его стоимость значительно возросла. Только в палисаднике, представлявшем собой путаницу из дикого овса, угловатых розовых кустов и разросшейся бузины, регулярно притягивающей тлю со всей окрестности, можно было построить многоквартирный дом с прилегающей к нему инфраструктурой. Правда, никто не хотел видеть на этом месте многоквартирный дом, но в принципе такое было возможно. А расположенный за домом сад, по площади почти вдвое превосходивший палисадник, можно было сравнить с девственным лесом.

Сам же дом Герты Франкен не имел никакой ценности, маленький и перекошенный, каркасной конструкции, ему было уже лет двести. Глина в стенах со временем стала хрупкой и осыпалась. С некогда тяжелых дубовых балок шашель собрал обильную дань. Обрушение хижины, когда в развалинах придется искать останки Герты Франкен, оставалось только вопросом времени.

Эрих Йенсен считал, что до такой крайности сознательный человек не должен доходить. Женщину, а именно Герту Франкен, в качестве вынужденной меры необходимо отдать на попечение монастыря или в приют для престарелых в Лоберге. Уже один возраст Герты оправдывал подобное мероприятие.

Родившаяся в 1891 году Герта Франкен была одинока. В начале столетия короткое время у нее был супруг. Красивый парень, как когда-то о нем отозвался отец Якоба. Супруг Герты погиб в Первой мировой войне 1914–1918 годов, и после смерти мужа женщина ополоумела. После извещения о смерти мужа она неделями не выходила из домика, ничего не ела, не пила, не разговаривала и не спала.

Некоторые утверждали, что с годами Герта растеряла и остаток ума. Вероятно, такой вывод делали из-за того, что старая женщина очень много знала. Иногда она появлялась на утренней службе и кричала священнику: «Эй, не спи на ходу! В твоем возрасте нужно спать ночью. Но ты наверняка снова играл на органе с Лизель».

Лизель служила экономкой в доме пастора, и ей, как и ее хозяину, уже перевалило за шестьдесят. Тридцать лет тому назад эта парочка несколько месяцев была темой пересудов всей деревни. Тогда Лизель понадобилась акушерка, и, уж конечно, не для рождения ребенка.

Грета Франкен помнила множество событий и говорила о них, будто они случились только вчера. Так, она живо вспоминала то время, когда Хайнц Люкка потерял один из резцов, на место которого адвокату пришлось поставить коронку. В трактире Рупольда Хайнц сказал, что поскользнулся на мокром полу в ванной и так неудачно ударился о край умывальника, что сломал зуб.

Случай произошел в начале ноября 69-го года, через неделю после того, как Хайнц Люкка спас Марию Йенсен, еще носившую фамилию Лесслер, от рук некой переодетой личности. С того момента Герта Франкен начала рассказывать, что сломанным зубом Хайнц Люкка должен быть благодарен не краю умывальника, а кулаку Бруно Клоя, на который он неудачно наскакивал — два раза — в ее саду.

К вышесказанному Герта Франкен добавила, что в конце октября 69-го года никакого нападения не было и уж определенно никакого насилия. Бруно и Мария гуляли по проселочной дороге, обнимались и забрели в сад Герты. В кустарнике молодые люди перешли ближе к делу. Мария не противилась, только немного ворчала на Бруно. Для нее было слишком холодно, и она не желала раздеться целиком, как на том настаивал ее ухажер.

Тут внезапно появилась дворняга Люкки, которая каждый раз умудрялась заблудиться в саду Герты. А где появлялась собака, там и хозяин был неподалеку. Сначала Хайнц Люкка просто стоял на дороге и ждал собаку. Но животное тем временем давно уже сделало свои дела и, наткнувшись на молодых людей, стало им докучать. Когда Бруно начал отгонять дворняжку, Люкка насторожился и натравил собаку на Бруно, потому что сам страстно желал Марию. Остальное стало делом свободного творчества с целью уберечь Марию от недовольства брата и предотвратить нежелательные выводы Эриха Йенсена, которые он мог сделать из-за нерешительности девушки. Все-таки в то время Мария уже регулярно встречалась с Эрихом.

Герта Франкен давно страдала от бессонницы. Что ни ночь, она сидела у окна своей каморки. Оттуда пожилой женщине открывался отличный обзор. Большинство проселочных дорог до середины восьмидесятых годов были в очень плохом состоянии, и спокойно проехать по ним можно было только на тракторе. Редкие смельчаки, осмелившиеся отправиться к пролеску на машине, рисковали увязнуть в глубоких колеях. Поэтому большинство парочек встречалось на широкой заасфальтированной дороге, проходившей позади ее сада. А влюбленные, не имеющие машины, желая уединиться, отправлялись в сад Герты Франкен. Некоторые парочки, позволявшие себе провести там вместе часок, были даже в браке, да только не друг с другом.

У Герты Франкен Бен и научился пользоваться биноклем. С наступлением темноты невозможно было рассмотреть, кто с кем гуляет, сидят пары в машине или развлекаются в кустах. С обретенным где-то биноклем ночного видения лица стали отчетливыми и сообщения Герты более подробными. Не в один брак ее донесения вонзили свое ядовитое жало. И не один человек в деревне желал всяческих напастей на голову Герты.

Если ноги слушались, Герта в солнечную погоду во второй половине дня проводила время на скамье на рыночной площади. Наискосок располагалась аптека, над ней большая квартира Эриха и Марии Йенсен. Рядом с ними снимал квартиру Хайнц Люкка. И каждому проходившему мимо Герта Франкен сетовала на то, что даже злейшие враги объединились, преследуя общую цель, а именно: убрать с дороги бедную старую женщину.

Эрих, утверждала Герта, уже давно пытался своими порошками свести ее в могилу, чтобы сэкономить для городской казны в графе «социальная помощь» несколько марок, которые она получала дополнительно к скудной пенсии вдовы погибшего военнослужащего. А Хайнц каждый вечер натравливал на нее свою дворнягу, так как хотел присвоить ее земельный участок. И пусть никто не удивляется, заканчивала свои жалобы Герта, если однажды найдет ее в саду с разорванным горлом.

Утверждения Герты Франкен были не совсем беспочвенными. В самом деле, Эрих Йенсен как-то сказал, что относительно старого пугала необходимо немного посодействовать природе, например подсунуть старухе одну маленькую снотворную таблетку. Это была всего лишь шутка. Но Герта Франкен не понимала шуток. И всем в округе было известно, что Хайнц Люкка зарится на ее земельный участок.

Когда адвокат продал родительский дом и снял маленькую квартиру на рыночной площади, возможно, он еще питал некоторые надежды относительно соседки. Не только Бруно Клой страдал от решения Марии в пользу аптекаря. Сестра Пауля Лесслера была также большой любовью Хайнца Люкки. Не получив Марию, Бруно мог успокоиться и утешиться с любой девушкой из Лоберга, он был еще довольно молод. Для Хайнца Люкки, напротив, почти не оставалось надежды, что в свои сорок он еще сможет найти женщину.

Однако он был вынужден признать, что территориальная близость к Марии ее к нему ничуть не приблизила. Хайнц решил снова сменить снимаемую квартиру на собственный дом, в первую очередь потому, что домовладелец что-то имел против овчарок, а для такого крупного животного предпочтительнее иметь большую площадь. Из-за стесненных жилищных условий Хайнц Люкка был вынужден выгуливать собаку на проселочных дорогах. Но Хайнц Люкка считал, что загрязнять дорогу собачьими испражнениями не обязательно. И потому частенько посылал животное в сад Герты Франкен. Что ни в коем случае не было связано с намерениями убийства.