Летний ангел - Монс Каллентофт Страница 27

Что-то бродит внутри, и дело не в жаре.

Тьфу на эту жажду и это желание. Я же знаю — ничего хорошего от этого не бывает.

Перед глазами встает образ Юсефин Давидссон на больничной койке: лицо искажено кошмарными снами, которые порождаются вытесненными из сознания воспоминаниями.

Вскоре Малин пересекает Тредгордсторгет, точно зная, куда держит путь. Вечер медленно переходит в ночь, в единственном ресторане на площади столики на улице пустуют, темнокожий официант уносит внутрь пепельницы — больше на столах нечего убирать.

Она идет вдоль Дроттнинггатан, мимо помпезных жилых домов. Мимо проезжают машины: зеленая «вольво», белый пикап.

Ее рука прикасается к калитке парка Тредгордсфёренинген — железо еще хранит тепло дневного солнца, но уже не обжигает.

Малин открывает калитку, заходит в парк. Она здесь совершенно одна — никто не решается гулять там так поздно после того, что произошло.

Голая.

Изнасилованная.

Дети из детского сада.

Я ничего не помню.

«Это чудовище — оно может быть где-то здесь», — думает Малин, заходя все дальше в парк, мимо ухоженных грядок и фонтанов, теплиц возле забора. А вот и беседка, детская площадка, почти беззвучно бурлящий ручеек, скромный, но полный голосов и воспоминаний источник.

Отсюда видны балконы на Юргордсгатан, но обход жильцов не дал результатов.

Никаких следов красного велосипеда, хотя полицейские прошли всеми мыслимыми путями, которыми пострадавшая могла приехать в город.

Сейчас мало кто здесь остался, но все же — она должна была закричать. Кто-то должен был проснуться. Тебя перенесли сюда, Юсефин? В таком случае где ты находилась раньше? Где на тебя напали?

Малин ходит кругами у беседки, трогает ленты ограждения, уже кем-то оторванные, закрывает глаза и видит, как кто-то гоняет обнаженную, израненную, обмытую хлоркой девушку взад-вперед по траве. Вот она связанная, с кляпом во рту, кто-то вводит в нее кусок синей пластмассы — туда-сюда. Память замыкается в себе, говорит — СТОП! Сюда больше никто не войдет. Трава под тобой — в такую жару на ней даже нет росы. Его, ее, их тела на тебе, мышцы, со всей силой вдавливающие тебя в землю. Трава — постель, с которой ты уже никогда, никогда не поднимешься.

Так ли все это было?

Юсефин Давидссон.

Мария Мюрвалль.

Тереса Эккевед — исчезла.

Где связь?

Юсефин. Ты бродила в полубессознательном состоянии, когда тебя нашли, но все же ты была тут, с нами. И ты свободна, хотя на самом деле нет.

Тереса.

А ты еще существуешь? Где тебя искать?

Я слышу голос.

Я не узнаю его. Но он спрашивает, где я.

Я хочу знать, где я. Ведь если я пойму, где я, то смогу уйти отсюда, выбраться из этого холодного темного места, где я так одинока, и уйти домой.

Все черно.

И холодно.

Прошу тебя: спроси снова, где я. Пусть твой голос станет маяком, который укажет мне дорогу из страха и этого темного кошмарного сна.

Спроси еще раз, пожалуйста.

Спроси.

— Тереса, куда же ты подевалась?

Малин произносит это прямо в воздух, стоя у беседки.

Пение птиц.

Лица. Петер Шёльд, Натали Фальк, Бехзад Карами, Али Шакбари, другие, лишенные черт. Тот, кто позвонил в полицию, и еще, еще…

Нужно снова поговорить с Натали. Кто такая Lovelygirl — вдруг она знает?

Малин приседает на корточки, водит рукой по траве, словно барсук, роющий землю.

Кто ты, способный на такое? Откуда в тебе столько отчаяния? Что произошло с тобой, чтобы тебе захотелось сделать такое с Юсефин? Что ты хочешь сказать мне? Может быть, огненный адский змий проник в твой рай, превратив его в ад, отныне и навсегда. И зачем было ее отмывать? Что ты хочешь смыть?

Время свивается в кольцо. Земля и воспоминания размыкаются, истина ускользает, чтобы защитить ее носителя.

«Как заставить тебя вспомнить, Юсефин?» — думает Малин.

Запах горящего леса.

Горящих животных, насекомых, мхов.

Лес — чистилище для тех, кому не повезло.

Запах горящих червей, выползающих наружу из обгоревшей земли. Малин отчетливо ощущает его — если бы она могла полететь, пронестись в воздухе над равниной, над озером Роксен, в сторону леса Хюльтшёскуген и окрестностей Чьелльму, то увидела бы под собой отблески огня. Заметила бы пылающие точки и задалась вопросом: что это — магма, или истина, или насилие, вылившееся наружу, достигшее точки кипения?

Она увидела бы девушек, парящих в воздухе, как пламенеющие искры.