Ты должна была знать - Джин Ханф Корелиц Страница 25

Кто знает, когда Джонатан сможет приехать и приедет ли вообще? На секунду Грейс позволила себе предаться досаде. Но потом это неуместное ощущение отступило, сменившись гораздо более длительным чувством вины. Иногда Грейс прямо-таки ненавидела себя.

Между тем за привычное дело взялся аукционист «Сотби».

– Внимание, позвольте сделать краткое объявление, – провозгласил он.

Этот худощавый мужчина в якобы школьном галстуке держал в руке наполовину полный стакан воды. Стакан был самый простой, обыкновенный. Грейс сразу догадалась, что за этим последует, поэтому на Салли смотреть не решалась.

– К нашему аукциону добавился новый лот, – продолжил он. – И это мое собственное пожертвование в пользу школы Реардон, ради которой мы все здесь собрались. Выставляю на продажу вот этот стакан воды из-под крана. Уточняю – из-под крана в кухне. Начальная цена? Ноль. Любой из присутствующих мог бы сходить к раковине и налить воды в такой стакан самостоятельно.

Это вряд ли, подумала Грейс.

– А ваш стакан наполовину пуст или наполовину полон? – крикнул мужской голос из задних рядов.

Аукционист улыбнулся, но отвечать не стал.

– Делайте ваши ставки! – воскликнул он и поднял стакан над головой.

– Тысяча, – объявил кто-то с середины комнаты. Натан Фридберг, тот самый, у которого места в летнем лагере по двадцать пять тысяч каждое.

– Отлично! – прокомментировал аукционист. – Теперь наш замечательный стакан стоит тысячу долларов. Значит ли это, сэр, что вы готовы пожертвовать тысячу долларов родительскому комитету школы Реардон в обмен на полстакана воды?

Натан Фридберг засмеялся. Рядом с ним стояла жена, сжимавшая в унизанных кольцами пальцах ножку такого же обыкновенного бокала вина. Другой рукой женщина сжимала локоть супруга.

– Нет, – усмехнулся Фридберг. – Но готов пожертвовать две тысячи долларов.

Казалось, напрягшая толпа разом выдохнула.

– Значит, теперь стакан стоит уже две тысячи, – одобрительно кивнул аукционист. – Собственно, к чему я это затеял? Перед началом торгов всем нам следует вспомнить, с какой целью мы участвуем в аукционе. Разве мы не можем просто купить билет на бродвейский мюзикл? Или сами снять на недельку квартиру в Париже? Конечно же можем. Но суть нашего аукциона в другом. Мы здесь для того, чтобы собрать деньги для школы, в которой учатся наши дети, и это дорогого стоит. Предметы и услуги, выставленные в качестве лотов, оправдывают любые затраты. Кстати, должен заметить, – аукционист улыбнулся, – за свою карьеру я повидал множество аукционов, и ваш ничуть не уступает лучшим образцам.

– Три тысячи! – поднял руку Саймон Голден.

– Благодарю! – Аукционист поднял бокал, вода в котором становилась все дороже и ценнее. – Я ведь уже сказал, что это не шутка, и я всерьез рассчитываю выручить за этот стакан кругленькую сумму?

Теперь засмеялись все. В торгах решил поучаствовать еще чей-то муж, потом еще один. С каждой ставкой цена возрастала на тысячу долларов. Когда она достигла одиннадцати тысяч, аукционист снова поднял стакан. Казалось, даже он почувствовал, что этот балаган пора прекращать, пока дело окончательно не вышло за рамки разумного.

– Будут еще ставки? Предупреждаю – торг завершается.

Ставок больше не было.

– Продано! Один стакан, наполовину наполненный нью-йоркской водопроводной водой, достается джентльмену в очень элегантной синей бабочке за одиннадцать тысяч долларов. Сэр, получите вашу воду.

Под оглушительные аплодисменты Натан Фридберг приблизился к платформе, взял у аукциониста стакан и осушил приз до дна.

– Великолепный вкус! – доложил Фридберг. – Деньги потрачены не зря!

«Разогрев» мужчин и вселив в них боевой дух, аукционист начал серьезные торги. Путешествия, украшения, ужин с шеф-поваром в «Блю Хилл», билеты на церемонию вручения театральной премии «Тони», неделя в спа-отеле «Кэннон Ранч». Ставки бодро сыпались одна за другой, каждый резкий удар молотка по кафедре сопровождался всеобщим счастливым вздохом. Грейс видела, что Салли буквально вне себя от восторга. Продали только половину списка, но уже собрали больше, чем планировали за весь вечер.

Конечно, многие лоты звучали абсурдно, но даже Грейс знала – на школьных аукционах это обычное дело. В Дальтоне кто-то выставил на продажу право провести день в Овальном кабинете [20]– причем этой чести должен был удостоиться не сам победитель торгов, а его ребенок. В Спенсе кто-то за солидное пожертвование получил возможность сидеть рядом с главным редактором «Вог» Анной Винтур во время одного из показов Недели моды. Видимо, беседа с гуру модной индустрии в стоимость не входила. А про Коллегиат и вовсе ходили слухи, что там участникам предлагали встречи один на один с деканами, отвечавшими за набор новых студентов в Йеле и Амхерсте. Иными словами, на продажу выставлялся Доступ. Причем не за кулисы театра Гарден, хотя этот скромный лот предлагался на аукционах всех частных школ города. Нет, речь прежде всего шла о доступе к информации. И конечно, к широким возможностям.

Во время разгоряченных торгов за недельный отдых в Монтоке Грейс потихоньку выскользнула в холл, но туалет оказался занят.

– Скажите, пожалуйста, где здесь другая ванная? – шепотом спросила она у одного из многочисленных охранников. Тот мотнул крупной головой, указывая на дверь, за которой час назад скрылись две уроженки Карибских островов. – Можно?.. – на всякий случай уточнила Грейс.

За дверью скрывался не слишком широкий коридор, пол которого устилало какое-то хрустящее под ногами покрытие – кажется, из сизаля или чего-то в этом роде. С потолка на расстоянии десяти футов друг от друга свисали маленькие приглушенно светившие люстры. Однако над картинами старых мастеров была прикреплена собственная, идеально продуманная точечная подсветка. Благодаря ей полотна сразу бросались в глаза на темных стенах. Не удержавшись, Грейс остановилась перед обнаженной натурой Рембрандта. Трудно было поверить, что она не в музее, а в квартире, тем более в заднем коридоре. Стоило закрыть за собой дверь, и шумную вечеринку будто отгородило непроницаемой магической завесой.

Двери тянулись только с одной стороны коридора, будто в общежитии или в крыле для слуг в какой-нибудь старинной усадьбе. Впрочем, второй вариант, должно быть, недалек от истины, решила Грейс. Еще раз подумала о двух женщинах, скрывшихся за этой самой дверью с подносами, на которых, похоже, несли свой собственный ужин. Видимо, это были освобожденные от обязанностей няни. Возможно, дети легли спать, или их вовсе здесь нет. Тогда за чадами присматривают коллеги этих женщин в другой квартире или доме Спенсеров. Все двери были закрыты. Грейс направилась вперед, переходя от одной картины к другой, будто перепрыгивала реку по листьям кувшинок. Ванная обнаружилась в конце коридора благодаря видневшемуся сквозь щели свету и блеску белоснежной плитки. Дверь конечно же тоже была самым предостерегающим образом закрыта. Внутри с шумом работал потолочный вентилятор. Вдобавок слышался плеск воды – похоже, кран был включен. И еще что-то… Грейс нахмурилась. Как любой психолог, с этим звуком она была прекрасно знакома. Плач, причем самый искренний, надрывный и отчаянный, лишь чуть-чуть приглушенный прижатой ко рту ладонью. Грейс много раз видела этот жест, и призван он был вовсе не произвести впечатление на публику или добавить драматизма – рыдающие просто пытались сдержать рвущиеся наружу завывания. Даже спустя столько лет этот звук производил на Грейс самое удручающее впечатление. Она застыла в нескольких футах от двери, стараясь ничем не выдавать своего присутствия – даже дыхание затаила. Не хотелось добавлять к страданиям этой женщины осознание, что ее подслушивает чужой человек.