Разыскиваются полицией - Ким Уозенкрафт Страница 24

Гейл часто задавалась вопросом: как устроены мозги у этих созданий, охранников, смотрителей, насколько они преданы своему делу? Если в один прекрасный солнечный день тюремный начальник издаст приказ, согласно которому всех заключенных следует построить у гандбольной стенки и расстрелять, сколько человек из этих служак примут участие в убийстве? А потом отправятся по домам, к семьям, к своим дружкам или подружкам или в одинокие квартиры с пыльными кофейными столиками, откроют холодное пивко и устроятся перед телевизором. Ну и денек, будь он проклят!

Гейл бегала. До тюрьмы она почти не тренировалась. Была худощавой и могла есть что угодно, не подсчитывая калорий. Иногда возникала иная проблема — потребить достаточное количество калорий для поддержания веса. Случались периоды, когда она очень худела. Казалась по-настоящему изможденной. Можно стать тощей, превратиться в скелет, не прилагая к этому ни малейших усилий, если нарушено душевное равновесие. Гейл тоже испытала в жизни нечто подобное — тогда ее обуял такой страх, что она даже боялась есть. Оклахома. Гитарист. Ребенок, который не родился. Будущее их семьи растворилось в страхе всего, что угодно. Вернувшись из клиники в Далласе, Гейл два месяца жила на воде и соли. Да и это не всегда могла проглотить. Хотелось умереть, и она старалась заморить себя голодом, а другим говорила, будто сбрасывает лишний вес. Ее размер стремительно уменьшался: десятый, восьмой, шестой и, наконец, четвертый. Через несколько месяцев после того, как приятельница Оши уговорила ее образумиться, она достала на свет божий из шкафа свою маленькую черную юбку, и та показалась им не больше носового платка. Они посмеялись. А что оставалось делать? Это был единственный подобный эпизод в ее жизни, хотя тюремная еда могла привести к новому срыву. Но Гейл старалась сохранить аппетит. Или хотя бы его подобие.

Солнце висело низко — над тройным рядом скрученной в кольца проволоки спирального барьера безопасности. Вскоре надзиратели закроют Большой двор на ночь. Полоски перистых облаков на высоком небе окрасились снизу в розовое и оранжевое, а с обратной стороны подернулись сероватой синевой. Гейл не хотелось возвращаться в камеру. В этот вечер она чувствовала себя одиноко.

Гейл заканчивала последний отрезок полутора миль и воображала, что бежит на свободе по лесу, когда услышала за собой стук подошв. Кто-то буквально наступал ей на пятки. Она прибавила скорость. Преследователь не отставал. Замедлила бег. Сзади поступили таким же образом. Гейл перенесла центр тяжести на одну ногу и обернулась.

Дайана.

— Так и будешь висеть у меня на хвосте?

— Нет! — крикнула в ответ сокамерница. — Это ты фиг догонишь! — Она сделала рывок и легко обогнала Гейл.

Ее волнистые каштановые волосы развевались. Дайана бежала увлеченно, с изяществом прирожденной спортсменки. Гейл вышла на прямую, завершила дистанцию в своем обычном темпе и уложилась в достойные две минуты двадцать секунд, хотя в последнее время этот результат давался ей нелегко. Она тяжело дышала и видела, как Дайана легко преодолела финиш, который находился напротив ступеней, ведущих в массивное здание из красного кирпича с лабиринтом коридоров внутри. Это здание и было Сандауном.

Дайана стояла, закинув руки за голову, и восстанавливала дыхание. Гейл, стараясь не слишком громко пыхтеть, подошла к ней. Под нижним ребром полыхнула режущая боль. Ничего серьезного. Просто перенапряжение. Пройдет. Она надеялась, что никто не заметит.

Женщины молчали. Они жили в одной камере, как показалось Дайане, долгие годы, но перепалка на беговой дорожке стала самым длинным их разговором.

— А ты неплохо бегаешь, — похвалила Гейл.

— Выросла, гоняясь за коровами.

— Сколько тебе лет?

— Какая разница?

Гейл смотрела на Дайану и ждала.

— Двадцать четыре. А тебе?

— Какая разница?

— Ты же считаешь, что есть.

— Я этого не говорила.

Дайана пожала плечами, повернулась, бросилась вверх через две ступени, рванула дверь и, не оглянувшись, скрылась за порогом. Гейл согнулась, уперлась ладонями в колени и, медленно и тяжело дыша, хватала ртом воздух. Она оставалась в такой позе, пока боль из-под ребра не ушла, разогнулась и окинула взглядом двор. Ей показалось, что в сорокасемитысячный раз. Солнце стояло низко, над самой спиральной проволокой, которая была натянута между V-образными опорами по периметру ограждения. Двадцать четыре. Совсем ребенок. Попала в тюрьму явно за наркотики. Дайана годилась ей в дочери. И как бегает! Гейл стала размышлять, смогла бы она проявить себя на длинной дистанции или хороша только в спринте?

— Подъем! На проверку! — Утреннюю тишину нарушил пронесшийся по коридору распевный крик Свиной Задницы, огромной чернокожей женщины, чье прозвище говорило само за себя.

Дайана посмотрела, как Гейл молча поднимается и встает у двери, оторвалась от койки, потянулась, зевнула и заняла место рядом. Когда Свиная Задница прошла мимо, Гейл взглянула ей вслед, улыбнулась и покачала головой:

— Восьмое чудо света — федеральная жопа.

Дайана хихикнула:

— Размеры достигаются постоянным сидением и бездельничанием на государственных харчах.

Свиная Задница удалилась. Дайна забралась обратно на койку. Сидела, привалившись к стене и дожидаясь, когда закончится проверка и откроются двери камеры. Она испытала огромное облегчение оттого, что ее сокамерница заговорила с ней дружески. И в то же время у нее возникли подозрения: с чего бы это Гейл стала вести себя с ней если не тепло, то по крайней мере корректно?

Как только Свиная Задница закончила проверку, плюхнулась в дежурке на стул и открыла двери камер, к ним ворвалась Лиза, заключенная из ряда напротив, беспокойно посмотрела на Дайану и, запыхавшись, повернулась к Гейл.

— Мне надо немного мочи, — прошептала она.

— Что? — удивилась и одновременно забеспокоилась Гейл.

— Я узнала, что меня внесли в список сдачи анализов на сегодня. Как пить дать, накроют, если предоставлю свою. Из меня эта дрянь не выходит. Только вчера выкурила мастырку. — Она протянула картонный стаканчик и умоляюще изогнула брови. — Поможете?

Гейл покосилась на стаканчик, пожала плечами и двинулась к стоящему в глубине камеры унитазу из нержавеющей стали. Лиза отвернулась, будто из уважения к ее скромности. Вскоре Гейл вернулась со стаканчиком в руке.

— Ты что? — Лиза уставилась на дно. Там не оказалось ни капли мочи.

— Я писаю тогда, когда есть чем. Что, больше не к кому обратиться?

— Я никому больше не доверяю. — Лиза скривилась, будто вот-вот готова расплакаться.

Дайана соскользнула с койки:

— Давай.

Гейл и Лиза посмотрели в ее сторону.

— Поможешь? — взмолилась Лиза.

Гейл не произнесла ни звука, но ее взгляд говорил: «Действуй!» Дайана взяла стаканчик и удалилась в зону туалета. Господи, дело оказалось более неприятным, чем посещение гинеколога. Потребовалось немало усилий, чтобы выдавить из себя достаточное для анализа количество жидкости. «Анализ мочи на наркотики, — думала Дайана. — Надеюсь, я его пройду».