Гипнотизер - Ларс Кеплер Страница 23

— Холодно в тени, — повторил он громче.

— Да.

— Вы здесь недавно? — продолжал Эрик, приближаясь к ней.

— Нет, я снимаю дом у своей тетки.

— Вашу тетку зовут Сонья?

— Да, — улыбнулась она.

Эрик подошел к ней.

— На кого охотитесь?

— На зайцев.

— Можно взглянуть на ружье?

Девушка разломила свой дробовик и отдала Эрику. Кончик носа у нее покраснел. Сухие сосновые иголки запутались в соломенных волосах.

— Эвелин, — спокойно сказал Эрик. — С вами хотят поговорить полицейские.

Девушка встревожилась и сделала шаг назад.

— Если у вас есть время, — улыбнулся Эрик.

Она слабо кивнула, и Эрик позвал полицейских. Комиссар не скрывал раздражения, он был готов отправить Эрика обратно в машину. Увидев девушку, он на мгновение застыл.

— Это Эвелин. — И Эрик протянул ружье комиссару.

— Здравствуйте, — поздоровался Йона.

Девушка побледнела, словно сейчас упадет в обморок.

— Мне надо поговорить с вами, — серьезно объяснил Йона.

— Нет, — прошептала она.

— Пойдемте в дом.

— Не хочу.

— Не хотите войти?

Эвелин повернулась к Эрику:

— Это обязательно? — У нее задрожали губы.

— Нет, — ответил он. — Решать вам.

— Пожалуйста, пойдемте, — повторил Йона.

Девушка помотала головой, но все же пошла за ним.

— Я подожду на улице, — сказал Эрик.

Он немного поднялся по дорожке. На гравии валялись сухие бурые шишки. Сквозь стены домика донесся крик Эвелин. Она вскрикнула еще раз. Одиночество, отчаяние. Интонации невосполнимой потери. Эрик вспомнил: так кричали в Уганде.

Эвелин сидела на диване, зажав руки между колен, с пепельно-серым лицом. Ей сообщили, что случилось с ее семьей. Фотография в мухоморной рамке валялась на полу. Мама и папа сидят в чем-то вроде гамака. Между ними — младшая сестренка. Родители щурятся от яркого солнечного света, очки сестры отсвечивают белым.

— Пожалуйста, примите мои соболезнования, — тихо сказал Йона.

У девушки задрожал подбородок.

— Как вы думаете, вы сможете помочь нам понять, что произошло? — спросил комиссар.

Стул скрипнул под его тяжестью. Йона немного подождал и продолжил:

— Где вы были в понедельник седьмого декабря?

— Здесь, — слабо ответила она.

— В доме?

Эвелин взглянула ему в глаза:

— Да.

— И никуда в тот день не ходили?

— Нет.

— Просто сидели здесь?

Она махнула рукой в сторону кровати и учебников по юриспруденции.

— Учитесь?

— Да.

— Значит, вчера вы не выходили из дома?

— Нет.

— Кто-то может это подтвердить?

— Что?

— Кто-нибудь был здесь с вами?

— Нет.

— Вы не знаете, кто мог сделать это с вашими родными?

Эвелин покачала головой.

— Кто-нибудь угрожал вам?

Казалось, она его не слышит.

— Эвелин?

— Что? Что вы сказали?

Она крепко зажала ладони между коленями.

— Кто-нибудь угрожал вашей семье, у вас есть какие-нибудь недоброжелатели, враги?

— Нет.

— Вам известно, что у вашего отца были большие долги?

Она покачала головой.

— У него были долги, — повторил Йона. — Ваш отец занял деньги у преступников.

— Вот как.

— Кто-нибудь из них мог бы…

— Нет, — перебила она.

— Почему нет?

— Вы ничего не понимаете, — громко сказала Эвелин.

— Чего мы не понимаем?

— Ничего не понимаете.

— Расскажите, что…

— Все не так! — закричала Эвелин.

Она так разнервничалась, что зарыдала, не закрывая лица. Кристина подошла, обняла ее, и на миг девушка затихла. Она почти неподвижно сидела, обнявшись с Кристиной и лишь изредка содрогаясь от плача.

— Милая, хорошая, — успокаивающе шептала Кристина.

Она прижала девушку к себе, гладя ее по волосам. Вдруг Кристина вскрикнула и оттолкнула Эвелин, та упала прямо на пол.

— Черт, она меня укусила… укусила, вот зараза.

Кристина, раскрыв рот, смотрела на свои окровавленные пальцы. Кровь лилась из раны на шее.

Эвелин сидела на полу, прикрывая ладонью растерянную улыбку. Потом у нее закатились глаза, и она потеряла сознание.