Кровавая луна - Джеймс Эллрой Страница 23

Слышал, как его клиенты говорят, что он толкает первоклассный товар. Это было полное подтверждение, но мне хотелось поймать его/ее с поличным. На следующий день после обеда Артур/Арлин покидает дом с огромным стеганым мешком за плечами, едет в Вествуд и входит в офисное здание в двух кварталах от студенческого городка Калифорнийского университета. Четыре часа спустя, через час после наступления темноты, из здания выходит чудовищно уродливое существо в форме медсестры с тем же самым заплечным мешком. Я выхватываю жетон, кричу: «Полиция!» – и подбегаю к Артуру/Арлин. Он в ответ орет, что я не уважаю женщин, и начинает меня колотить. Ну, меня тумаками не удивишь, я уже тянусь за наручниками, и туту Артура/Арлин лопается застежка, и накладные сиськи выскакивают из блузки. Я надеваю на него «браслеты», вызываю патрульную машину. Артур/Арлин выкрикивает: «Сестры победят!» и «Полицейский произвол!» – а толпа студентов из университета начинает осыпать меня непристойностями. Я еле сумел забраться в машину. Это был чуть ли не первый бунт трансвеститов в Лос-Анджелесе.

Пенни смеялась до слез. Рухнула на постель и принялась колотить кулаками по одеялу. Зарылась лицом в подушку, чтобы стереть слезы, и потребовала:

– Еще, папочка, еще! Еще одну, а потом пойдешь спать.

Ллойд наклонился и взъерошил ей волосы.

– Смешную или страшную?

– Страшную, – ответила Пенни. – Расскажи мне что-нибудь жуткое, ты же знаешь, как я люблю слушать всякие гадости. А не расскажешь, я всю ночь буду думать о накладных сиськах Артура/Арлин.

Ллойд чертил пальцем круги на одеяле.

– Как насчет истории о рыцаре?

Личико Пенни стало серьезным, даже торжественным. Она взяла отца за руку и подвинулась, чтобы Ллойд мог положить голову ей на колени. Когда отец и дочь устроились поудобнее, Ллойд взглянул вверх, на сплетенный ее руками шотландский ковер, висевший на стене.

– Рыцарю пришлось решать дилемму. У него было два юбилея в один день: один личный, другой профессиональный. Он решил, что профессиональный важнее, начал его праздновать, и по ходу дела ему пришлось стрелять. Он ранил человека. Примерно через час, когда раненого арестовали и увезли, рыцарь начал дрожать. С ним такое всегда бывало, когда приходилось стрелять. Это называется «запоздалая реакция». На него навалились всякие вопросы. А что, если бы он застрелил эту задницу насмерть? А вдруг в следующий раз он получит ложную инфу и убьет не того человека? Что, если он взбесится и перестанет соображать, кто прав, кто виноват? Знаешь, сколько в мире дерьма? Ты ведь знаешь, Пингвинчик?

– Да, – прошептала Пенни.

– Приходится отращивать когти, чтобы с этим бороться, понимаешь?

– Очень острые когти, папочка.

– А знаешь, какая странная штука происходит с рыцарем? Чем больше его сомнения, чем сложнее вопросы, тем крепче решимость. Это так странно, просто не поймешь. Вот, возьмем тебя. Что бы ты делала, если бы в этом море дерьма вокруг тебя вдруг поднялась буря?

Пенни начала перебирать волосы отца.

– Отточила бы когти, – сказала она и вонзила ноготки ему в голову.

Ллойд скорчил рожу, притворяясь, что ему больно.

– Иногда рыцарю хотелось бы не быть таким гребаным протестантом. Будь он католиком, мог бы получить официальное отпущение грехов.

– Я всегда буду отпускать тебе грехи, папа, – пообещала Пенни. – Как в песенке поется, «Со мной – легко».

Ллойд поднялся на ноги и взглянул на свою младшую дочь:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Погоди, не уходи, еще один вопрос. Как ты думаешь, я смогу стать лучшим хреном в отделе убийств и ограблений?

Ллойд засмеялся:

– Нет, но зато сможешь стать лучшей редькой в отделе убийств и ограблений.

Глядя, как Пенни взвизгивает ют восторга, Дженис ощутила неистовую боль в сердце. Она вернулась в спальню, которую делила с мужем, и сбросила халат. Свою битву она собиралась вести обнаженной. Через несколько секунд Ллойд вошел в дверь, почуял запах ароматической свечки и прошептал:

– Джен? Ты меня хочешь в такой поздний час, милая? Уже за полночь.

Он потянулся к выключателю. Но Дженис швырнула в стену переполненную пепельницу и прошипела:

– Ты больной, шизанутый сукин сын! Ты что, не видишь, что делаешь с маленькой девочкой? Вываливаешь на нее все эти мерзости! И это, по-твоему, называется «быть отцом»?

Ошеломленный Ллойд замер, но все-таки нажал на выключатель, и свет залил дрожащую от ярости обнаженную Дженис.

– Ты так понимаешь отцовство, Ллойд, черт бы тебя побрал?!

Ллойд двинулся к жене, вытянув руки молитвенным жестом в надежде, что физический контакт усмирит этот всплеск.

– Нет! – взвизгнула Дженис, отступая. – Только не в этот раз! Я требую, чтобы ты обещал, чтобы ты поклялся больше не рассказывать нашим детям эти мерзкие истории!

Вытянув свою длинную руку, Ллойд схватил Дженис за запястье. Она вырвалась и опрокинула разделявший их ночной столик, не давая ему подойти.

– Не надо, Ллойд. Не надо мне твоих нежностей и не надо меня успокаивать. Не прикасайся ко мне, пока не дашь слова.

Он провел рукой по волосам. Его тоже била дрожь. Хотелось стукнуть кулаком по стене, но он удержался. Вместо этого наклонился и поднял столик.

– Пенни – умная девочка, Джен, может, даже гениальная, – сказал он. – Что мне делать? Рассказывать ей про трех поросят…

Дженис швырнула в дверцы стенного шкафа свою любимую лампу с фарфоровым абажуром и пронзительно завизжала:

– Она всего лишь маленькая девочка! Ей двенадцать лет! Неужели ты не можешь это понять?

Ллойд добрался-таки до кровати, схватил жену за талию и прижался головой к ее животу, шепча:

– Она должна это знать, ей необходимо знать, иначе она умрет. Она должна знать.

Дженис подняла руки, сцепила их и начала опускать, как палицу, на спину Ллойда, но замерла, охваченная тысячей воспоминаний о беспорядочных проявлениях его страсти. На язык просились слова, которые страшно было произнести.

Она опустила руки и мягко оттолкнула голову мужа.

– Пойду успокою девочек! Придется объяснить им, что мы поругались. И сегодня, я думаю, мне лучше поспать одной.

Ллойд поднялся на ноги.

– Прости, что задержался так поздно.

Дженис тупо кивнула. Его слова лишь укрепили ее решимость. Она надела халат и пошла поговорить с дочерьми.

Ллойд понимал, что заснуть уже не удастся. Он тоже заглянул к девочкам, пожелал всем спокойной ночи и спустился вниз в поисках какого-нибудь занятия. Делать внизу было нечего, оставалось только думать о Дженис. О том, что он теряет ее и не может вернуть, не отказавшись от чего-то дорогого для себя самого и жизненно важного для его дочерей. Ему некуда было идти. Разве что вернуться в прошлое.