Сладкая боль - Ребекка Джеймс Страница 23

На пристани Лилла угощает меня кофе. Мы шагаем к Музею современного искусства и садимся на траву в тени дерева. Больше мы не разговариваем ни об Анне, ни о Фэрвью. Лилла рассказывает о каком-то новом скульпторе, который создает свои композиции при помощи старых плечиков для одежды и эластичных бинтов. Я ложусь и закрываю глаза, намереваясь лишь немного отдохнуть, но тут же задремываю.

— Эй! — Лилла склоняется надо мной. — Ты намекаешь, что тебе со мной скучно?

Я сажусь и провожу руками по волосам.

— Блин, прости. Я не выспался.

— Я серьезно, Тим, — говорит она. — Что ты намерен делать?

— По какому поводу? — уточняю я, готовясь к обороне. Кажется, Лилла снова заводит волынку насчет работы и «нормальной жизни».

— По поводу твоей соседки. Этой ненормальной.

— Не знаю. — Я лениво жму плечами и рассказываю ей про визит Фионы и Маркуса, про нашу переписку.

— Хотя, честно говоря, я чувствую себя немного странно, как будто вторгаюсь в личную жизнь Анны, — заканчиваю я. — Поэтому больше я писать не буду. Нехорошо получилось.

— Перестань, Тим, — возражает Лилла. — Ты поступил правильно. А вдруг что-нибудь случилось бы? Не можешь же ты отвечать за все на свете. Не глупи. Если Маркус и Фиона такие близкие друзья Анны, то, разумеется, они захотят убедиться, что с ней все в порядке. Как же иначе?

— Да, но я чувствую себя подлецом. Я начал разговор за ее спиной. Это непорядочно. Нужно было просто поговорить, объяснить, что мы хотим как лучше…

Лилла качает головой.

— Тебе не кажется, что не ты, а они должны объясняться с Анной? Если сочтут, что так будет лучше. Если они юристы, значит, не глупы, не правда ли? Вот и пусть сами разбираются. Господи, Тим, будь умнее, отстаивай свои интересы. Поверь, то, что ты сделал, — совершенно нормально. Уж я бы первая сказала, если бы ты поступил непорядочно. Ей-богу. Ты поступаешь разумно и ответственно.

— Может быть. Не знаю, — говорю я. — Кстати, Лилла, а как ты…

— Блин, — перебивает она, глядя на часы. — Я опаздываю!

Лилла наклоняется и целует меня в щеку.

— Знаешь что, Тим? Я горжусь, что ты такой рассудительный. Держи их и дальше в курсе дела.

Она вскакивает и дерзко улыбается.

— И про нож не забудь. Вдруг пригодится.

Я гляжу ей вслед, чувствую кожей поцелуй и, припоминая прикосновение губ к щеке, забываю главный вопрос, который хотел задать.

Я неторопливо возвращаюсь в гавань и жду обратный паром. Вернувшись в Мэнли, я иду на пляж, раздеваюсь до трусов и бегу к воде. Катаюсь на гребнях волн до полного изнеможения, затем выбираюсь на берег и сижу на теплом песке.

Анну я нахожу во дворе. Юбка у нее задрана до бедер, голые бледные ноги подставлены солнцу. Она выпрямляется, завидев меня, и одергивают юбку.

— Хочешь слойку? — спрашиваю я. — Я купил четыре разных, на всякий случай. Малина, заварной крем, клубника и абрикос.

— Я… — начинает она.

— Конечно, хочешь, — с улыбкой перебиваю я. — Как можно не любить слойки?

Девушка пытается слабо улыбнуться, а я иду на кухню и выкладываю слойки на тарелки. Сделав кофе, я все выношу во дворик.

Невзирая на усталость, которая давит как свинец, настроение превосходное. Хотя я твержу себе, что дело лишь в хорошей погоде, в глубине души мне ясно, что улыбка на моем лице связана с Лиллой и Патриком. Дела у них идут не так хорошо. Может быть, мы снова сойдемся. Вот шанс, которого я ждал.

Мы с Анной едим молча. Я не упоминаю про разгром на кухне и про то, кто наблюдал за мной ночью. Даже не хочется думать о чем-то неприятном, а уж тем более говорить. После того что Лилла сказала о Патрике, мое пребывание в Фэрвью, возможно, сделается временным, и нет нужды чрезмерно втягиваться. И потом, хоть я и гадаю, что происходит с Анной, я понимаю, что, наверное, однозначного ответа нет. Она тоскует. Она несчастна. Нездорова. Плюс что-нибудь еще. Но волноваться не о чем. Анна безобидна. Ее нужно жалеть, а не бояться.