Сошедший с рельсов - Джеймс Сигел Страница 21

Этот район называют «Алфабет-Сити», потому что он расположен между авеню Эй и Ди в Южном Манхэттене. Некогда здесь орудовали испанские банды, а потом сюда хлынул артистический люд, и место стало одновременно опасным и модным. Винные погребки соседствуют с художественными галереями; мексиканские лепешки предлагают рядом с поделками народного промысла.

В последний раз я был в «Алфабет-Сити» лет в двадцать. Тогда мы всемером в поисках развлечений набились в одно такси, долго катались, пока не высадились на Манхэттене. Не припомню, чем кончился тот вечер.

Сегодня я явился сюда не ради развлечений.

Я пришел к Васкесу.

Трубку подняла Диана.

– Как поживаете, миссис Шайн? – спросил он.

Подзывая меня, жена выглядела слегка озадаченной.

– Деловой разговор, – объяснил я жене.

Васкес спросил, набрал ли я денег.

– Да.

Еще он спросил, по-прежнему ли я пай-мальчик (перевод: не обращался ли я в полицию).

– Не обращался.

Тогда он назначил мне встречу в «Алфабет-Сити».

Когда Диана вышла из комнаты, я сказал ему:

– Десять тысяч, и все, ни цента больше.

Васкес ответил:

– Конечно. Мы же договорились, братан.

* * *

Угол авеню Си и Восьмой улицы в одиннадцать утра представлял типичную картину: пять латиноамериканских детей мучаются дурью, забравшись на тент пикапа, а неподалеку уличный художник переминается с ноги на ногу около объявления с предложением сделать татуировку хной. И никакого Васкеса.

Внезапно на меня налетел черный:

– Какого хрена? Ты что не видишь, куда прешь?

Я, естественно, никуда не пер, а просто стоял, но счел за благо извиниться.

– Говоришь, извини?

Он был тяжелее меня, весом чуть не со спортивную тачку.

– Да.

– А если одного «извини» недостаточно?

– Послушайте, я вас не заметил.

Крепыш рассмеялся:

– Все в порядке. Ты ведь Чарлз?

Он знал мое имя. Негр, который обвинил меня в том, что я на него налетел, знал мое имя.

– Чарлз? – повторил он. – Так?

– Вы кто?

– Вопросы задаю я. Так ты Чарлз или не Чарлз?

– Да, я Чарлз.

– Тебя зовут Чаком? Если бы ты был из наших, тебя бы так и звали.

– Нет.

«Чак, Чак – мудак, болван и задолбанный банан». Помнится, эта песенка жутко веселила соседских мальчишек, когда мне было восемь.

– Где Васкес? – спросил я.

– Я отведу тебя к нему. Иначе какого хрена я сюда притащился?

Я вовсе не хотел, чтобы меня куда-то вели.

– Давайте лучше я отдам вам деньги и…

– Я не собираюсь ничего брать, – перебил меня негр. – Давай немножко прогуляемся.

– Далеко?

– Далеко-далеко, – подхватил он. – По улице.

И пошел вперед, но при этом оглядывался, чтобы удостовериться, держусь ли я за ним, а я вспомнил, что так мы гуляли с Анной, когда она была маленькой: вместе, но как будто врозь, и я постоянно следил, чтобы она не свернула в опасную сторону. Сейчас я плелся в опасную сторону. Мы миновали проулок между двумя подновленными зданиями, мой провожатый остановился и дождался меня. А потом вознамерился тащить в узкий проход. Я уперся, тогда он сжал мою руку так, что чуть не сломал кость, и я сдался.

Он прижал меня к стене. «Обычное дело в темных переулках, – подумал я. – Бьют, режут, грабят. Иногда в гостиничных номерах, но чаще в таких гиблых местах». Я приготовился к неизбежному: чему-то очень быстрому, жестокому, смертельному.

Но побоев не последовало.

– Ну-ка давай проверим, – сказал негр и стал ощупывать меня по рукам, ногам, груди, спине – всего вдоль и поперек. – Гребаных проводов вроде нет. Это хорошо, Чарлз.

– Я же ему сказал, что не пойду в полицию.

– Да. Он тебе верит.

– Послушайте, мне надо возвращаться. – Я услышал панику в собственном голосе и попытался хоть на дюйм оторваться от стены.

– Пошли, – проговорил он. – Давай сюда.

Я уже однажды «дал», когда уселся в вагоне напротив Лусинды. И потом «дал» – пожалуй, чересчур, – когда повел ее в отель «Фэрфакс». А теперь мне снова велят «давать», хотя сам я мечтаю об одном – вернуться в то место, которое называется «вчера».

Я перешел за своим провожатым на другую сторону мостовой. Мы оставили позади квартал, где пахло кислой капустой и гелем для волос, и салон татуировок на голове. Провожатый нырнул налево – в подъезд частично отремонтированного дома.

Нажал на звонок, усек ответный сигнал и открыл передо мной дверь с исцарапанным стеклом:

– Давай сюда.

Снова «давай». В последние дни я только и делал, что получал приказы, словно рекрут в морально разложившейся армии. Я понимал, что с каждым шагом все глубже проникаю на вражескую территорию, но не имел возможности бежать. В такой армии дезертиров расстреливают.

Васкес жил на первом этаже, он караулил нас – стоял за дверью, поэтому сразу пустил в квартиру.

Он протянул руку, и я отпрянул, ибо однажды видел, что эта рука творила со мной и Лусиндой. Но Васкес не собирался обмениваться со мной рукопожатием.

– Деньги, – потребовал он.

Васкес был одет подчеркнуто небрежно: расклешенные от пояса брюки с намеком на модель Калвина Клайна и широкий поношенный зеленый свитер. Меня поразило, что этот человек мало напоминает того подонка, к которому я шел на встречу. Не такой внушительный физически, не такой плотный, скорее костлявый. Сколько же людей попадает на электрический стул из-за ошибочных свидетельских показаний? Наверное, уйма. Очень трудно сосредоточиться и удержать в памяти чьи-либо черты, когда тебе вышибают мозги или насилуют твою подружку.

Я отдал ему десять тысяч – хрустящие стодолларовые банкноты. У меня было такое ощущение, будто я приобретаю для семьи посудомоечную машину, или телевизор с большим экраном, или набор мебели. Только на этот раз я покупал саму семью. Пять тысяч за Анну и пять тысяч за Диану. Товар без гарантии, деньги не возвращаются. Покупка на свой страх и риск.

– Девять тысяч девятьсот, десять…