Лето злых духов Убумэ - Нацухико Кёгоку Страница 21

– Ты слово в слово запомнил это описание? Тебе больше нечем заняться в свободное время?

– О, ну это довольно увлекательно, – Кёгокудо взял со стола книгу и медленно покачал ею в воздухе. – Прежде всего, убумэ, которую ты можешь обнаружить в народных преданиях – в некоторых регионах ее называют «угумэ», – такая же пугающая. Нижняя часть ее тела залита кровью, как в том описании, которое я тебе привел, либо покрыта незаживающими кровавыми ранами. Она на порядок страшнее, чем во всех этих более поздних описаниях. Если посмотреть на это изображение, то можно подумать, что она просто пошла искупаться и попала под дождь. Интересно, сделал ли это Сэкиэн намеренно?

– В смысле?

Что-то было не так.

– Но ведь на этом изображении нижняя часть ее туловища тоже вся красная от крови, разве нет?

«Я же это видел, я в этом совершенно уверен».

– Перестань грезить наяву. Это же черно-белая иллюстрация, как она может быть красной?

Кёгокудо отдал мне книгу.

Иллюстрация в ней была идентична той, что я видел ранее, за исключением того, что на женщине была традиционная нижняя юбка коси-маки, обернутая вокруг талии. Присмотревшись, я также обнаружил, что ребенок выглядел довольно упитанным и вполне здоровым.

На них не было ни капли крови.

Однако на лице у женщины было все то же растерянное выражение, отчего сцена выглядела такой же жуткой.

Кёгокудо сузил глаза и произнес:

– Сэкигути-кун, ты, возможно, обладаешь теперь всеми необходимыми логическими инструментами, которые утратил весь остальной мир, чтобы понять природу убумэ.

Рин… На улице от дуновения ветра опять мелодично зазвенел колокольчик.

Продавец книг прибрал со стола оставшиеся после ужина миски, затем, открыв баночку с печеньем, предложил одно мне:

– Будешь кость Будды?

– Это богохульство. Ты наверняка попадешь за это в буддийский ад, – сказал я, беря один сухой кусочек.

Мой взгляд все еще был прикован к иллюстрации в книге. Странно, но она больше не казалась мне такой загадочной, какой была мгновения назад. Может быть, цвет, который я увидел, был всего лишь игрой света?..

Кёгокудо тоже взял одно печенье.

– Неужели? Я думаю, у меня хорошие шансы на спасение, учитывая, что я сделал доброе дело, – ответил он. – Между прочим, это печенье прожило удивительную жизнь Сиддхартхи Гаутамы – и его удивительное рождение, ты так не считаешь? Перед появлением на свет принца Сиддхартхи его матери, царице Махамайе, приснился сон, будто через ее правый бок в чрево вошел белый слон с шестью белыми бивнями, несший цветок лотоса; а на седьмой день после рождения Будды она умерла.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, о чем он говорит.

– Нет, постой, Будда – это не очень хороший пример, – продолжил мой друг. – Я знаю – как насчет Тайра-но Масакадо ^[40], императора-самозванца? Согласно «Беседам о Сутре Лотоса», он провел в утробе целых тридцать три месяца, прежде чем появиться на свет. К тому же в легендах говорится о том, что его мать была змеей, чья магия защищала его.

Как будто чудом, мы вернулись к первоначальной теме нашего разговора. Мой друг наконец решил обсудить историю про аномально длительную беременность, которая была истинной причиной, по которой я решил увидеться с ним в тот день.

– Мусасибо Бэнкэй ^[41] – другой известный пример, – говорил Кёгокудо. – Согласно героической поэме «Гикэйки», или «Сказанию о Ёсицунэ», ему потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы родиться, а в одной из историй из «Отоги-дзоси», или «Занимательных рассказов», собранных в период Муромати ^[42], которая называется «История Бэнкэя», он оставался внутри в течение целых трех лет и трех месяцев и родился лишь на тридцать девятом месяце! Он появился на свет с волосами и полным набором зубов, то есть был настоящим «младенцем-демоном». Еще в «Собрании увиденного и услышанного в годы Кэйтё» есть история о бродяге и преступнике по имени Оотори Итибэ, который, когда он был наконец схвачен и брошен в темницу, утверждал, что провел в утробе матери восемнадцать месяцев. Конечно, это лишь его собственное свидетельство, так что это немного подозрительно.

– Но почему все они – злодеи? Ну, кроме Будды.

– Постой, воин-монах Бэнкэй вовсе не злодей. Ему просто нравилась каждая хорошая драка, в которой он мог продемонстрировать свои силу и неистовство. Однако насчет злодеев – это ты хорошо заметил. Действительно, Масакадо до сих пор считают самым дурным человеком на всем белом свете…

– Ну вот, он же злодей… – проговорил я, не вполне понимая, к чему ведет мой друг.

– Да, если говорить о злодеях, – продолжал Кёгокудо, – то «краснолицый демон», Сютэн-додзи с горы Ибуки – тоже отличный пример.

– Сютэн-додзи разве был не с горы Оэ на западной окраине Киото?

– Это просто более известная версия той же истории. В любом случае, ты знаешь, о ком я говорю, – тот главарь демонов‐они. Так вот, в истории «Додзи из Ибуки», или «Мальчик с горы Ибуки», тоже из «Отоги-дзоси», сказано, что он родился на тридцать третий месяц, а согласно «Дзэнтайхэйки», или «Повести о временах до наступления великого мира» о войнах периода Нара до наступления эпохи Хэйан, он был рожден на шестнадцатый месяц. Вообще-то, изначально Сютэн-додзи был человеком, только рожденным необычным способом и также появившимся на свет с длинными волосами и полным набором зубов. Но он стал демоном-они, когда сжег все любовные письма, присланные ему отвергнутыми им женщинами, – дым от сожженных писем окутал его и обратил в демона. Став демоном, он сколотил банду, бесчинствовавшую в Киото и похищавшую женщин, пока, по указанию оммёдзи Абэ-но Сэймэя, его не убил самурай Минамото-но Ёримицу.

– Но, Кёгокудо, – сказал я, – посмотри на эти цифры: шестнадцать, восемнадцать, тридцать три, три года и три месяца… Во все это довольно трудно поверить, не так ли? Такое ощущение, что эти цифры были придуманы постфактум.

– Разумеется, так оно и есть. Это случилось лишь тогда, когда все эти люди превратились в кровожадных и жестоких демонов, знаменитых преступников или прославленных героев, – именно тогда их прошлое было создано задним числом.