Время хищников - Джо Горес Страница 20

Не зажигая света, он дотащился до ванной, плеснул в лицо холодной водой. Взглянул на часы. Начало пятого. Понедельник. Начиналась новая неделя. Курт выпрямился. Холодная вода потекла на грудь.

В этот самый момент все встало на свои места.

Он будет искать этих парней, что изнасиловали Паулу. Найдет их и уничтожит морально и физически. Заставит их ползать у своих ног, в ужасе моля о пощаде. Если закон бессилен — придется ему становиться хищником. Почему он пойдет на это: ради себя или Паулы? Кто сможет ответить на этот вопрос? Да и надо ли? К черту мотивы!

Он вернулся в коридор, открыл дверь, вошел в комнату и не сразу понял, что он в их спальне. Впервые после смерти Паулы. Уборщица поддерживала чистоту, перестилала кровать, но он в спальню не заходил.

Курт шагнул к кровати, отбросил покрывало, лег. Может, причину его душевных мучений следовало искать в нерешительности? Не ответил он и на этот вопрос, но проспал до девяти утра.

* * *

Хорошо, ты хочешь их найти. Ты принял решение. Но с чего начать?

Шестнадцатая авеню находилась в старой части города, неподалеку от железнодорожных путей, в двух милях от делового центра. Вдоль прямой, как стрела, улицы выстроились двухэтажные дома довоенной постройки. Застраивался этот район году в тридцать восьмом.

Курт припарковал «фольксваген» перед домом 1248, оглядел его. Белая краска уже начала шелушиться, траву на лужайке давно не косили. Железные ворота начали ржаветь. Курт обошел дом, нашел дверь с табличкой 1248В. Квартира занимала первый этаж, в комнаты и днем не проникало солнце.

Впрочем, Гарольда Рокуэлла уже не заботило, темно в его комнате или светло. На его стук дверь открыла молодая женщина. С первого взгляда симпатичная. Приглядевшись, Курт увидел, какая она худенькая. Платье висело на ней как на вешалке. Из больших карих глаз давно исчезла радость.

Она никак не отреагировала, когда Курт сказал, что ищет мистера Рокуэлла.

— Мистер Гарольд Рокуэлл дома? — спросил он.

Тут она тяжело вздохнула, как бы говоря, а где же еще ему быть. Обручальное колечко и то стало ей велико. Любовь, спасающая при катастрофах, иной раз бессильна перед бесконечной, тянущейся изо дня в день трагедией.

— Я его жена, Кэти. Он... не могли бы вы сказать, что привело вас к нему?... Он... не совсем здоров.

— Меня зовут Курт Холстид. Моя жена... Ее лицо мгновенно ожило. Она повернулась, крикнула в крошечную квартирку:

— Гарри, пришел мистер Холстид! — и, не дожидаясь ответа, схватила Курта за руку и потащила за собой. — Входите, входите, он будет рад встретиться с вами!

Стены кухни Кэти Рокуэлл выкрасила ярко-желтой краской. В попытке скрыть нищету. Древний холодильник, такая же газовая плита, линолеум, загибающийся у стен. Через такие квартиры проходят многие молодые пары на пути к собственному дому. Только Рокуэллы, похоже, остались в ней навсегда, словно камни, вмерзшие в ледник.

— Не обращайте внимания на обстановку, мистер Холстид. Эти старые квартиры...

— У меня те же проблемы, — кивнул головой Курт. — Я живу в старом доме.

Гостиная немногим отличалась от кухни. Портативный телевизор на кофейном столике, диван, кресло-качалка, какие появляются в студенческом общежитии после посещения магазинов Армии спасения. Рокуэлл сидел в кресле: потрепанный пиджак, брюки, дымчатые очки, скрывающие выбитые глаза. Волосы он, похоже, давно не стриг.

— Я вот решил заглянуть... — начал Курт, когда Рокуэлл повернулся к нему.

Голова слепого дернулась.

— Зачем? Что вам нужно? Что привело вас сюда?

На войне Курту не раз приходилось сталкиваться с увечными. Так что его не могли не тронуть страдания, выпавшие на долю Рокуэлла.

— Мне нужна кое-какая информация. Моя жена мертва. До того как она умерла...

— Мы слышали, — вмешалась Кэти. — И очень сожалеем о случившемся. Она... приезжала к Гарри в больницу, после того как он... как его...

— Не говори, что я сожалею! — выкрикнул Рокуэлл. — Стукнул кулаком по колену в бессильной ярости. — С чего мне сожалеть? Я слепой! Ваша жена хоть умерла! Ей...

— Гарри! — в ужасе воскликнула Кэти. — Гарри, что ты такое говоришь!

— Ничего, миссис Рокуэлл, — успокоил ее Курт. — Я понимаю...

— Понимаете? — взвился Рокуэлл. Он сдернул очки и запустил их через комнату. Они ударились о подлокотник кресла и упали на ковер, не разбившись. — Вы понимаете? Посмотрите на мое лицо! Приглядитесь как следует! Приглядитесь...

Курт поднял очки и протянул их Кэти Рокуэлл. Изувеченные, ничего не видящие глаза не вызвали у него ни шока, ни отвращения, лишь разозлили его. Злился он на себя за то, что пришел сюда. На Рокуэлла, который медленно уничтожал себя, жену, семью. Но главным образом — на хищников, сеющих страдания, оставляющих за собой выжженную землю. Слепой откинулся на спинку кресла и разрыдался. Слезы текли из-под очков, которые надела на него Кэти.

— Я ничего о них не знаю. Я даже не разглядел их, когда они... просто набросились на меня, — он поднял голову. — Уходите. Пожалуйста, уходите.

И тут из-за закрытой двери спальни донесся крик проснувшегося младенца. Рокуэлл разом повернулся к двери, поднялся, направился к ней. Открыл дверь. На пороге обернулся.

— Оставьте меня в покое.

Он скрылся в спальне, и тут тональность крика изменилась, а вскоре младенец и вовсе замолчал, успокоенный ласковым голосом и руками отца.

Кэти Рокуэлл бессильно всплеснула руками:

— Гарри... не хотел... Я... вероятно, со временем он сможет... приспособиться...

— Я уверен, что сможет, миссис Рокуэлл, — он в это не верил, так же как и она. — Я сам найду дорогу.

Лишь выйдя из квартиры, Курт понял, что в ней стоит тот же запах, что и в комнатах домов для престарелых. Запах обреченности: живущие там люди смирились с тем, что в их жизни уже ничего не изменится.