Клан - Килан Берк Страница 2

От запаха горящего мяса, хоть он и был лишь плодом воображения, рот Люка наполнился слюной. Ему хотелось есть – его ужин прервал меньше часа назад плач Мэттью из дровяника. Вспомнился день из детства, когда Люк наблюдал, как младший брат пытается самостоятельно освежевать оленя, которого они убили стрелой. Люк знал, что возбуждение и желание показать себя приведут Мэтта к ошибке, и оказался прав. С широкой улыбкой на лице и потом на лбу Мэтт, чтобы похвастаться перед Люком, задрал шкуру, которую уже смог отделить от оленя, второй рукой все еще орудуя ножом Боуи. Я ж грил, что умею. Не успел Мэтт дождаться одобрения Люка, как шкура выскользнула из хватки, а вторая рука по инерции хлестнула к нему. Лезвие прорезало на голом боку тонкую рану в сантиметр глубиной, под самыми ребрами. Люк сомневался, что это так уж больно, но брат упал на колени, хватаясь за волосы, выпуская стыд и разочарование в том же раздражающем напевном плаче – том самом, которым он звал на помощь, когда эта белобрысая вонзила ему в грудь деревянный кол.

Полный гнева, Люк забылся и встал с травянистого пригорка, на котором притаился. Впереди старый чернокожий и его сын переносили обидчицу брата в кузов пикапа без бортов. В силах лишь наблюдать, он выслеживал женщину на дороге, где редко появлялись люди, выжидая, когда появится шанс сократить расстояние и утащить ее назад для расплаты за то, что она сделала. В гневе он забыл о традиционных правилах загона дичи и оставался на дороге, на виду у женщины. Но она его не замечала и ковыляла медленнее хромого енота. Даже оглянись она через плечо и заметь в жарком мареве его жилистый поджарый силуэт, у нее не было шансов уйти. Она истекала кровью, и он рассчитал, что надолго сил ей не хватит.

Задача была совсем несложная. Но, черт возьми, она продолжала брести – уверенно, несмотря на то что, очевидно, не знала куда. Будто вместо того, чтобы слепо блуждать в чаще, ее притягивало к дороге, как железо к магниту. И все же он не торопился – в том не было нужды. Он был уверен в себе, несмотря на боль, которая давала о себе знать всякий раз, когда он вспоминал, что Мэтт ранен, и ранен тяжело.

Но вдруг Люк услышал пикап и отметил, что звук двигателя незнакомый, безопасный, и быстро перескочил через ограду, спрятавшись в траве, наблюдая со странным, неведомым ужасом, как к женщине приближается красный автомобиль.

Клэр, вспомнил он. Один из них называл ее Клэр.

Никто и никогда не сбегал. Надолго – нет. Дать кому-то уйти – немыслимая, невообразимая ошибка, которой они избегали, сколько себя помнил Люк. Седой Папа научил их, как и на что охотиться, и зачем. Они неукоснительно следовали его урокам.

Но сегодня…

Сегодня из-за маловероятного стечения обстоятельств Мэтт остался наедине с женщиной. Ее привязали к шесту, руки и ноги схватили веревкой за спиной, в рот забили кляп. Его братья уже изнасиловали ее и ослепили на один глаз, обкорнали почти все пальцы на правой стопе и порезали руки и ноги. В ней неоткуда было взяться новым силам, не говоря уже о воле к жизни, и все же она сумела освободиться и насадить Мэтта на кол. Только через добрые полчаса Люк, старший из пяти братьев, услышал жалобное мяуканье Мэтта; к тому времени тот уже залил кровью весь пол.

Люк знал, что еще не поздно. Он мог сократить расстояние между ним и пикапом прежде, чем они уложат женщину и заведут двигатель, прежде, чем навсегда заберут из их жизни Клэр. Если эти двое у грузовика начнут драку, он с ними разберется. С собой у него был нож Боуи, который он взял из рук Мэтта, поклявшись закончить то, с чем не справился брат. Люк был быстрым. Он бы успел – и всем бедам конец. Нужно лишь броситься вперед.

Но вот он услышал кашель двигателя, увидел грязно-черные клубы дыма из выхлопной трубы пикапа и понял, что поздно. Он медленно двинулся к ограде и дороге за ней. Ему хотелось кричать во всю глотку, рвать волосы, царапать кожу, но он лишь перескочил через ограду и помчался в противоположном направлении, прочь от пикапа, – туда, откуда пришел.

Когда он уходил из дома, Мэтт еще был в сознании. Дышал. Живой. Раз Джошуа, Айзек и Аарон не прыгнули в пикап и не отправились в погоню за женщиной, значит, все изменилось.

Но главное, осознал Люк, что он сам не подумал взять пикап. Водитель из него был хреновый из-за того, что пальцы на руках торчали во все стороны, но разве это оправдание. Не сейчас. Он всегда был умелым охотником и знал, что братья не последовали за ним, прежде всего, потому, что верили: Люк все уладит. Но они впервые ошиблись – он потерял добычу. И он знал, что будет, когда вернется. Придется отвечать перед Лежачей Мамой, и ее не обрадует услышанное. В последний раз, злясь на него, она велела Седому Папе переломать ему пальцы на левой руке и сдвинуть все, кроме большого и среднего.

Павший духом и терзаемый страхом, Люк остановился и прошептал короткую молитву Господу, чтобы она его пощадила. Но, когда солнце поднялось выше и стало огненным глазом посреди василькового неба, он понял две вещи.

Господь не слышит. Не слушает Люка. Прямо как Папа.

И что сегодня, скорее всего, Лежачая Мама его убьет.

* * *

– Хватит пялиться.

– Прости, бать.

– На дорогу смотри.

Пит кивнул и отвернулся. Они накрыли девушку брезентом – больше ничего не нашлось, – но только что через пыльное окошко в задней стенке кабины Пит заметил, что один край брезента задрался, бешено хлопая в пыли, которую поднимал «шеви», и обнажил правый бок девушки до самого бедра. На виду оказалась одна маленькая грудь, и, хотя ее покрывали порезы и царапины, дыхание подростка участилось, а сердце билось все быстрее с каждой секундой. Он даже не знал, была ли она красивой до того, что с ней случилось. Из-за ран и опухлостей, превративших лицо в мятый кабачок, сказать было трудно. Он надеялся, что да и что стоит ей прийти в себя – если она не умрет среди инструментов и пустых клеток для кур, – она проявит к нему тот интерес, который он еще не сумел вызвать у слабого пола; может, в благодарность за спасение.