Атомный ангел - Питер Джеймс Страница 2

В трубке раздались гудки.

Я взглянул на часы: почти половина двенадцатого. Ловушка? Вряд ли. Неведомый Ахмед говорил по-настоящему испуганно. Можно подделать немало эмоций, но труднее всего изобразить страх – а у меня до сих пор звенело в голове от дрожи в его голосе.

Такси я отпустил за пару сотен ярдов от Бейзуотер-роуд: пробок в этот час не было, я успевал раньше назначенного времени и не хотел крутиться, привлекая к себе внимание, ни в холле отеля, ни в уборной.

Погода не радовала. Весь июнь, июль и август с небес лило без передышки. В сентябре синоптики обещали бабье лето, но и оно куда-то провалилось – или, скорее, утонуло. Я брел под моросящим дождем, сунув руки в карманы, и предавался унынию. Жизнь и так дерьмо, а теперь еще дни становятся все короче, воздух все холоднее, впереди долгая, долгая зима и беспроглядная темень.

Мне тридцать два, и восемь лет я проработал на МИ-5 ^[1]. Да, восемь лет назад большую часть чудесного лета я провел в Париже. Там-то на меня и наткнулись искатели талантов из МИ-5 – и невесть с чего решили, что такой сомнительный тип идеально вольется в их дружную компанию. Меня самого, разумеется, не спрашивали. Договорились по-приятельски с коллегами из парижской «Сюртэ» ^[2], подставили меня и упекли в парижскую каталажку с перспективой не выйти оттуда до пенсии – если не соглашусь присоединиться к английской разведке.

Строго говоря, виноват был, конечно, я сам. Подвела жажда легких денег. Однако требовать за свою помощь пожизненной верной службы – на мой взгляд, алчность куда более серьезная. Со временем я смирился, хотя порой задумывался о том, что жизнь моя могла бы сложиться совсем иначе.

Терпеть не могу бумажную работу, а в МИ-5 мои обязанности состояли из бумажной работы почти целиком. Меня прикрепили к С-4 – антитеррористическому отделу и поручили готовить для моего шефа, директора МИ-5 сэра Чарльза Каннингэм-Хоупа, более известного как Файфшир, настоящую энциклопедию террористов Соединенного Королевства. Уверен, ему представлялся этакий глянцевый фолиант размером с кофейный столик, из тех, что дарят друзьям на день рождения, и чтобы на каждой странице – красочная фотография террориста, а под ней несколько строк об ареале его обитания, рационе и брачных ритуалах. Однако к делу Файфшир подходил очень серьезно. Наступая на пятки МИ-6 ^[3] (любимое его занятие), он разработал амбициозную программу проникновения во все ключевые террористические организации мира. Дональд Фроум сумел внедриться в лагерь Марзук – Итон среди тренировочных лагерей полковника Каддафи – и несколько месяцев поставлял нам оттуда поистине бесценную информацию. Если он попал в беду – это очень, очень плохо. Для него, конечно, не для нас; но беднягу было чертовски жаль.

Я подошел к гостинице – мрачному серому зданию – и вошел через вращающуюся дверь.

Внутри гостиница выглядела, пожалуй, еще мрачнее, чем снаружи. Возле сумрачного ряда киосков с сигаретами, конфетами, газетами и бреймарскими свитерами было на удивление пусто, продавцы скучали за прилавками. Несколько гостиничных служащих в форменных костюмах вяло тусовались по углам. Никто не проявил ко мне интереса.

Я поднялся по лестнице, прошел по коридору мимо ряда стендов и обнаружил мужской туалет. Там было пусто. Едва я открыл воду, чтобы не торчать здесь без дела, как дверь отворилась и в уборную влетел араб в грязной белой джеллабе ^[4] и коричневых сандалиях. Лет тридцати пяти, маленький и щуплый, он обвел помещение затравленным взглядом, поднял испуганные глазки на меня – и, не трудясь спрашивать, кто я, заговорил торопливо и сбивчиво:

– Пожалуйста, пожалуйста! Сюда! Сюда! Чтобы нас никто не видеть! – И замахал руками по направлению к кабинкам.

Затем подбежал к входной двери и подсунул под нее монету – скрежет предупредит, если кто-то войдет. Почти втолкнул меня в кабинку, сам вбежал в соседнюю. Я приспустил штаны, чтобы любой, кто заглянет под дверь, не увидел ничего необычного, и сел.

– Спасибо, что прийти! Спасибо! – воскликнул араб.

– Друг мой, все хорошо.

– Я быстро!

– Не спешите.

– Дональд Фроум очень, очень плохо! Я думать, он умереть.

– Что случилось?

– Его поймать. Не знаю как. Не знаю. Кто-то его раскрыть. Он передать мне послание для вас. Он записать. Я слишком бояться, я прочитать и сжечь. Он говорить, это очень важно, говорить, обязательно передать вам. Мне трудно, я плохо говорить английский.

– Ничего, продолжайте.

– Он писать английский, я плохо понимать, нельзя никто попросить помочь. Он сказать главное: «Операция Ангел». Самое главное. «Операция Ангел». Много стран. Очень, очень плохо! Ядерные станции – они взорваться…

– Кто их взорвет?

Монета скрипнула на мраморном полу. Послышались шаги – щелканье подошв сандалий. Еще один араб.

– Ахмед! – позвал кто-то шепотом.

Араб в кабинке рядом со мной ответил что-то, чего я не понял. Затем раздался треск: слетела с петель дверь кабинки. За треском последовал крик ужаса, секунду спустя превратившийся в вопль невыносимой боли. Вопль оборвался; донесся странный булькающий звук. Одной рукой натягивая штаны, другой я выхватил из кобуры «Беретту». Снаружи вновь послышалось щелканье сандалий – быстрые удаляющиеся шаги, хлопнула дверь.

Я вылетел наружу, на ходу застегивая ширинку, и бросился к кабинке Ахмеда. Дверь, снесенная с петель, болталась на задвижке. На унитазе сидел залитый кровью труп. Голова Ахмеда, почти отрубленная, упала на грудь под странным углом, и целый фонтан крови заливал джеллабу. Руки его были раскинуты и неподвижны, но еще дергалась левая щека.

Рвотные позывы подступили к горлу: я сглотнул, чтобы удержать тошноту. Ахмед говорил правду, и только что я получил лучшее тому подтверждение.

В ужасе смотрел я на труп человека, только что говорившего со мной. Но скоро ужас сменился яростью. Будь прокляты эти ублюдки-террористы, рыщущие по моему городу – по моему миру! Я найду убийц и преподам им урок, какого они никогда не забудут!

Я бросился в коридор. Там никого не было. Промчался до фойе и заметил, как захлопывается боковая дверь. Не раздумывая, выбежал в эту дверь – и как раз вовремя: увидел, как араб буквально прыгает на заднее сиденье грязного серого «Фиата» и машина срывается с места.