Мистер Кларнет - Ник Стоун Страница 2

На себя Макс тратил немного. Одежда у него была всегда хорошо сшита, но редко дорогая. Разве что костюмы для особых случаев. А так, что для работы, что для обычного досуга – брюки цвета хаки, джинсы, свитера, футболки. На работе он перестал появляться в дорогих вещах после второго дела, когда его пятисотдолларовый костюм залили кровью. Потом этот костюм окружной прокурор изъял как вещественное доказательство для предъявления на суде. Каждую неделю Макс покупал жене цветы, преподносил щедрые подарки на дни рождения, Рождество и годовщину свадьбы. Не скупился и на подарки ближайшим друзьям и крестнику. У него не было вредных привычек. Курить бросил, в том числе и травку, когда ушел из полиции. С выпивкой пришлось побороться немного дольше, но и она исчезла из его жизни. Единственной слабостью оставалась музыка – джаз, особенно свинг, ритм-энд-блюз, рок-н-ролл, соул, фанк и диско. В коллекции было пять тысяч компакт-дисков, виниловых альбомов и синглов. Причем они стояли не просто так, для красоты. Макс постоянно слушал их, знал наизусть большинство текстов песен, а у многих произведений чуть ли не каждый такт. Однажды не выдержал, потратился – отдал четыре сотни баксов на аукционе за виниловый альбом Фрэнка Синатры «В эти коротенькие предрассветные часы» с его автографом. Вставил в рамку и повесил в своем кабинете напротив стола. Жене соврал, будто купил по случаю дешево на распродаже в Орландо.

В общем, на жизнь Максу было грех жаловаться. Чего еще, собственно, человеку нужно? Живи и радуйся.

А он вдруг взял и застрелил троих в Бронксе. И колеса соскочили с рельсов, пошли юзом, громко визжа, и остановились в самом неподходящем месте.

Так получилось, что Макс потерял почти все. Нет, после выхода из тюрьмы у него во владении по-прежнему сохранились дом и автомобиль в Майами. Плюс девять тысяч долларов на сберегательном счете. Остальное ушло на адвокатов. На эти деньги он мог бы жить четыре или пять месяцев, но потом придется искать работу. Но кто его возьмет? Бывший коп, бывший частный детектив, бывший заключенный – три минуса и ни одного плюса. Сорок шесть лет. Староват, чтобы осваивать что-нибудь новое, и еще молод, чтобы сдаваться. Куда, черт возьми, ему податься? В бар, рабочим на кухне? Или в магазин упаковщиком покупок? На стройку? Охранником в торговый центр?

Правда, оставались несколько друзей, а также люди, которые были у него в долгу. Но он ни разу в жизни ни у кого ничего не просил и не собирался начинать сейчас, когда оказался на коленях. Это все равно что просить милостыню. В свое время Макс помогал людям не ради процентов, а просто потому, что мог. Жена говорила, у него только сверху бетонный панцирь, опутанный колючей проволокой, а внутри там все мягкое, как кондитерский зефир. Наверное, она права. Может, ему следовало быть немного эгоистом. Была бы его жизнь сейчас иной? Видимо, да.

Макс видел свое будущее достаточно отчетливо. Наступит день, а он обязательно наступит, и Макс поселится в однокомнатной квартире с обоями в пятнах, с агрессивными тараканами и корявыми неграмотными надписями на двери, сделанными на испанском. Каждый день он станет слышать, как соседи ссорятся, разговаривают друг с другом, дерутся – наверху, внизу, слева и справа. Из посуды у него будут лишь тарелка с обитыми краями, нож, вилка и ложка. Он будет зачеркивать цифры на карточках спортлото и смотреть розыгрыши тиражей – для него всегда мимо кассы, – за экране переносного телевизора с подрагивающей картинкой. Медленное умирание, одна клетка за другой.

Предстояло выбрать: примириться с такой судьбой или принять предложение Карвера.

А началось так. Он получил письмо из Майами.

«Уважаемый мистер Мингус. Меня зовут Аллейн Карвер. Я сочувствую вам и восхищаюсь. Ваше дело…»

На этом месте Макс бросил читать и отдал письмо сокамернику, Веласкесу, на самокрутки. Веласкес искурил все его письма, кроме личных, за что получил прозвище Сжигатель Мусора.

Макс был знаменитым заключенным. Процесс над ним показывали по телевидению, о нем писали во всех газетах. Его поступок обсуждала вся страна. Более шестидесяти процентов были за и около сорока против.

В первые шесть месяцев отсидки он получал по мешку писем в неделю. И ни на одно не ответил. Его оставляли равнодушным даже самые искренние доброжелатели. Макс всегда относился с презрением к тем, кто переписывался с преступниками. То есть прочитали в газетах или увидели по телевизору, и ну писать. Некоторые даже объединялись в идиотские клубы друзей по переписке с заключенными. Это сейчас они такие добренькие, а если бы тот же самый преступник прикончил кого-нибудь из близких, они бы первыми стали требовать для него смертный приговор. Макс прослужил копом одиннадцать лет и в каком-то смысле оставался им до сих пор. Многие его ближайшие друзья по-прежнему служили полицейскими, защищали людей от этих самых животных, которым те писали восторженные письма.

Письмо от Карвера пришло спустя много лет, когда корреспонденция Макса ограничилась письмами от жены, родни и друзей. Его фанаты давно переключились на более отзывчивых «героев». Таких как О. Дж. Симпсон [4]и братья Менендес. [5]

На молчание Макса Карвер отреагировал еще одним письмом, две недели спустя. Оно, как и первое, осталось без ответа. Через неделю Макс получил очередное письмо, затем еще два. Веласкес был очень доволен. Ему нравились письма Карвера, в смысле бумага. Толстая, кремовая, с водяными знаками, фамилией «Карвер», адресом и контактными телефонами, вытисненными изумрудной фольгой в правом верхнем углу. В этой бумаге было что-то особенное. Когда Веласкес заворачивал в нее свою травку, она приобретала новое качество, отчего он балдел сильнее, чем обычно.

Пытаясь привлечь внимание Макса, Карвер менял тактику. Использовал разную бумагу, писал от руки, но все равно его письма шли Сжигателю Мусора.

В конце концов письма закончились, начались телефонные звонки. Макс понимал, что у этого Карвера должны быть мощные связи, причем на самом верху, потому что разговаривать по телефону заключенным этой тюрьмы позволялось лишь в особых случаях. А тут охранник по нескольку раз в день являлся в кухню, где Макс работал, и вел его в одну из камер для свиданий, куда подключили телефонный аппарат специально для него. В первый раз он слушал Карвера примерно полминуты – достаточно, чтобы определить по выговору, что он англичанин, – затем прервал его и попросил никогда больше не звонить.

Но Карвер не сдавался. Макса тащили к телефону с любой работы, с прогулок по тюремному двору, во время еды, из душа. Звонки продолжались даже после отбоя. И его поведение всегда было одинаковым. Он говорил «алло», слышал голос Карвера и вешал трубку.

Макс обратился к начальнику тюрьмы. Тот очень удивился. Ему жаловались на что угодно, только не на назойливые телефонные звонки. Он посоветовал Максу не валять дурака и пригрозил поставить телефон к нему в камеру.