Тест для убийцы - Уилл Лэвендер Страница 2

— Точно! — кивнул Уильямс. Он был доволен, так как это слово вполне соответствовало тому, что он намеревался рассказать. — Гипотетически. Потенциальное убийство. Убийство в будущем времени. Как вы понимаете, многое должно случиться, прежде чем оно произойдет. И вы, если хватит ума, сможете его предотвратить.

Профессор умолк. Лекция проходила в Семинарском корпусе, старейшем здании университета. Сквозь высокие незанавешенные окна струился солнечный свет, и некоторые студенты от него прятались. Солнце стало сущим проклятием для всех, кто приходил в аудиторию под названием Восточный зал. «Этот долбаный свет», как его здесь нарекли, создавал столько проблем, что послеполуденные занятия, такие как Курс логики и мышления 204, нередко отменялись по причине нещадно палившего солнца, которое могло довести лектора или студентов до мигрени.

— Что именно должно произойти? — наконец спросил кто-то.

Уильямс повернулся к доске и осмотрел лоток в поисках пишущего средства, но учебный год едва начался, и преподаватели берегли свои запасы, а потому никто и не оставил там маркер. Вздохнув, Уильямс обернулся к студентам.

— Например, время, — сказал он. — Существует переменная времени. Если жертва и ее убийца или убийцы…

— Потенциальный убийца, — вставила девушка, предложившая слово «гипотетически». Она вошла во вкус. Пока Уильямс продолжал, девушка, возбужденно кивая, что-то помечала в лэптопе.

— Да. Если жертва и ее потенциальный убийца или убийцы не будут найдены в определенный срок, то жертва умрет.

— Какой срок? — спросил кто-то.

— Шесть недель, начиная со среды, — ответил профессор, и все вспомнили, что осенний семестр длится ровно шесть недель. После осеннего семестра наступал так называемый Винчестерский семестр — восьминедельный этап обучения, который все студенты проходили за границей. Курс логики и мышления 204 — впрочем, как и весь семестр, — обещал быть весьма напряженным, потому как многие стремились произвести впечатление на членов Европейского и Южноамериканского комитетов, чтобы получить желанное место в одном из иностранных университетов.

— Другие переменные, — продолжил Уильямс, — таковы: место, мотив и обстоятельства.

Несомненно, Уильямс написал бы эти слова на доске, будь у него маркер. Девушка с переднего ряда вывела на экран лэптопа четыре слова: «время», «место», «мотив», «обстоятельства». Жирным шрифтом.

— Ну что ж, — сказал Уильямс, — до среды.

Профессор повернулся к двери (она осталась открытой), чтобы покинуть Восточный зал. Занятие продлилось всего десять минут. Едва ощутимо по аудитории пробежала волна паники. Студенты никак не могли решиться: с одной стороны, хотелось уйти и насладиться вечером (послеполуденная лекция Уильямса была последней по расписанию), а с другой — все-таки выяснить, что имел в виду профессор.

— Подождите! — воскликнула наконец студентка с лэптопом.

Уильямс был уже за дверью, тем не менее, развернувшись на пороге, спросил:

— Что?

— Как нам предотвратить убийство? — поинтересовалась девушка.

Уильямс вернулся в аудиторию. На его лице возникло выражение настороженности, как будто он опасался за своих подопечных, таких молодых и невинных, угодивших в переплет.

— Есть еще вопросы по делу? — спросил он.

Девушка, казалось, была в замешательстве. Она поглядела на Уильямса поверх монитора. Студентка знала, что теперь придется быть поосторожней. Уже не в первый раз она не сумела справиться одновременно со стремлением завладеть инициативой в группе и желанием остаться незаметной настолько, чтобы лектор забыл о ней вовсе. Помогал лэптоп: девушка обнаружила, что стук клавиш производит нужное впечатление. Не требовалось что-либо говорить и действовать на нервы сокурсникам, высказывая свои идеи и предположения. На лекциях достаточно было всего лишь щелкать по клавиатуре, чтобы профессор знал: она трудится вместе со всеми. Уловка срабатывала. Студентка получала высокие оценки по всем предметам, но при этом вовсе не была занудой и среди парней пользовалась успехом настолько, насколько может пользоваться девушка из семьи среднего достатка, с вьющимися непослушными волосами, в очках с квадратными линзами (такие она заметила у Джоан Дидион по кабельному телевидению), в свободное время читающая Уиллу Катер. Она определенно попала. Как выразились бы ее знакомые из сестринства «Дельта», с которыми она водилась. Она и ее подруга Саммер Маккой называли себя «Свободными» — то есть девушками, которые достаточно комфортно чувствовали себя, отказавшись вступить в какой-либо женский клуб, но при этом общались с другими студентами достаточно близко, чтобы ходить на вечеринки в другие братства и сестринства. Девушка инстинктивно чувствовала, что быть свободной от всех — наиболее выгодное положение в Винчестере.

Тем не менее Уильямс произнес: «Есть еще вопросы по делу?» — фразу, отметавшую любые дальнейшие расспросы, и девушка не знала, что сказать. Если она ответит, то разразятся настоящие дебаты, и обсуждение, вероятно, отклонится от темы и растянется на целый час. Если же промолчит, то Уильямс вполне может принять ее за пассивно-агрессивную подхалимку, которая только и знает, что щелкать по клавиатуре лэптопа.

— А кто жертва? — спросил студент с заднего ряда, избавив девушку от тяжкой дилеммы.

Это был тот самый парень, который ранее рассмеялся. Он часто вел себя так на лекциях. Почему-то слишком многое казалось ему абсолютно нелепым. Бессмысленным. Логика, к примеру. Он записался на курс Уильямса и сразу же усомнился, стоит ли тратить здесь время. Не было тут никакой логики, и он это знал. Требовалось лишь выбирать между какими-то абстракциями; размышлять над проблемами, но никак не решать их; занудно бубнить о всякой ерунде (ведь если удастся разрешить все эти вопросы, останется ли что обсуждать на следующий год?). Неужели неясно, сколько ни обсуждай, мир все равно останется таким же, каким и был: свихнувшимся напрочь.

Юношу звали Брайан Хаус. Подобно большинству людей, в Винчестере Брайан научился играть роль, казаться не тем, кто он есть на самом деле. Например, никто не знал о боли, которую он терпел последние десять месяцев. Никто не знал, что Брайан не слушал те группы — «Билт ту спил», «Спун», «Зе синс», — футболки с изображением которых он носил. Брайан вел обычную жизнь — учился, занимался внутренними делами братства, общался с его членами, как будто ему было интересно, хотя на самом деле все это ненавидел. Он уже подумывал вовсе не возвращаться в Винчестер после летних каникул, но как сообщить об этом родителям? После смерти старшего брата Брайана в их жизни образовалась пустота, и они отказывались понимать, почему он, выживший, должен понапрасну растрачивать свои возможности. Мать Брайана даже стала носить балахоны с университетской символикой и прилепила на бампер своего «вольво» наклейку с надписью: «Мой сын учится в Винчестере». Брайан не мог разочаровать ее, поведав страшную тайну: после смерти Марка ему все стало безразлично.

Брайан был высокого роста, почти долговязый, и брил голову, потому что такую прическу носил его брат. Девушки принимали его апатию за некое сопротивление сексу и нередко жаждали попасть к Брайану в комнату ночью, чтобы обменяться с ним мнениями. Дома, в Нью-Йорке, у него осталась подружка. Стоило ли Брайану упрекать себя за то, что он обманывал ее? И да, и нет. С одной стороны, его поступки были самой настоящей изменой. Однако нечто внутри его, та измученная и равнодушная часть души не позволяла Брайану почувствовать вину. В конце концов все сведется к тому, что какой-то девчонке будет обидно. Главное, что нет угрозы чьей-либо жизни.