Ангелы и Демоны - Дэн Браун Страница 2

Вот теперь Лэнгдон разозлился по-настоящему.

— Простите, однако я действительно…

— Если не станете тратить время на пререкания, тосможете быть у меня к…

— И с места не тронусь! Пять часов утра! — Лэнгдонбросил трубку и, рухнув в постель, закрыл глаза и попытался заснуть.

Бесполезно. Память все подсовывала увиденную в кошмарном снекартину. Поворочавшись на сбитых простынях, он нехотя влез в халат и спустилсявниз.

* * *

Роберт Лэнгдон босиком бродил по своему пустомувикторианскому дому в Массачусетсе, бережно сжимая в ладонях дымящуюся кружку снеизменным снадобьем от бессонницы — волшебным напитком «Нестле». Апрельскаялуна лила через окна призрачный свет, который затейливыми пятнами играл навосточных коврах. Коллеги Лэнгдона постоянно подтрунивали над тем, что егожилище больше смахивает на антропологический музей, нежели на домашний очаг.Полки в комнатах заставлены занятными вещицами со всего мира. Жутковатая маскаиз Ганы, золотой крест из Испании, фигурка облаченного в тунику божества изЭгеи, символ неувядаемой силы юного воина с Борнео.

Лэнгдон, присев на окованный медью сундук из Бомбея,наслаждался живительным теплом ароматного шоколада. Боковым зрением он видел воконном стекле свое отражение. Искореженное, бледное… настоящее привидение. Ктому же стареющее привидение, подумал он, — беспощадное напоминание о том,что его по-прежнему молодая душа заключена в бренную оболочку.

Хотя сорокапятилетний Лэнгдон и не был красив в классическомпонимании этого слова, у него, как выражались его сотрудницы, была внешность«эрудита»: седые пряди в густых каштановых волосах, пытливые проницательныеголубые глаза, обворожительно сочный низкий голос, уверенная беззаботная улыбкаспортсмена из университетской команды. Занимавшийся прыжками в воду в школе иколледже, Лэнгдон сохранил телосложение пловца — шесть футов тренированныхмышц. Он тщательно поддерживал физическую форму, ежедневно по пятьдесят разпокрывая дорожку в университетском бассейне.

Друзья Лэнгдона всегда считали его некой загадкой,человеком, заблудившимся где-то между столетиями. В выходные его можно былоувидеть в окружении студентов, когда он, примостившись в вытертых джинсах прямона каком-нибудь камне, обсуждал с ними головоломные вопросы компьютернойграфики или не менее сложные проблемы истории религии. Однако он выглядел стольже естественно, когда в твидовом пиджаке от Харриса читал лекцию на открытиикакой-нибудь музейной выставки, где его весьма охотно фотографировали дляэлитарных иллюстрированных журналов.

Хотя как преподаватель Лэнгдон и был приверженцем строгихправил и жесткой дисциплины, он первым среди профессуры ввел в практику то, чтосам называл «забытым искусством доброй невинной забавы». Он с заразительнымфанатизмом исповедовал и проповедовал внедрение в учебный процесс необходимыхдля восстановления способности к умственной деятельности развлечений, чемзаслужил братское отношение со стороны студентов. Они прозвали его Дельфином,имея в виду и его легкий дружелюбный характер, и легендарную способность вовремя игры в водное поло внезапно глубоко нырнуть и с помощью хитрых маневровчуть ли не у самого дна бассейна оставить в дураках всю команду противника.

Лэнгдон одиноко сидел в пустом доме, уставившись в темнотуневидящим взглядом. Вдруг тишину вновь разорвал звонок, на этот раз факса.Разозлиться как следует сил у него не хватило, и он лишь хохотнул, устало исовсем не весело.

«Ох уж эти мне Божьи твари! — подумал он. — Вотуже две тысячи лет ждут своего мессию и все никак не уймутся».

Он отнес пустую кружку на кухню и неторопливо прошлепалбосыми ступнями в обшитый дубовыми панелями кабинет. На поддоне факса лежаллист бумаги. С горестным вздохом он взял его в руки, и в тот же миг на негостремительно накатил приступ тошноты.

Ученый не мог оторвать взгляда от изображения трупа. Шея усовершенно обнаженного человека была свернута так, что виден был толькозатылок. На груди чернел страшный ожог. Кто-то заклеймил свою жертву… выжегодно-единственное слово. Слово, которое Лэнгдон знал. Знал наизусть. Не верясвоим глазам, он всматривался в витиеватую вязь букв.

— Иллюминати… — запинаясь произнес он вслух,чувствуя, как сердце гулко забилось о ребра. Не может быть…

Медленным-медленным движением, уже заранее зная, что онувидит, Лэнгдон перевернул текст факса вверх ногами. И, беззвучно шевелягубами, прочитал напечатанное там слово. Противясь очевидному, не веря своимглазам, он вновь и вновь вертел в руках лист бумаги…

— Иллюминати, — почему-то прошептал он наконец.

Совершенно ошеломленный, Лэнгдон упал в кресло. Посиделнекоторое время, приходя в себя и пытаясь собраться с мыслями. И только потомзаметил мигающий красный индикатор факса. Тот, кто отправил ему факс, все ещеоставался на линии… хотел, видимо, с ним поговорить. Лэнгдон в нерешительностидолго смотрел на дразняще подмигивающий огонек.

Затем, дрожа словно в ознобе, поднял трубку.