Черника в масле - Никита Максимов Страница 19

– «Тридцать седьмой», это «Петрозаводск». Повтори последнее сообщение.

– Я проскочил, проскочил мимо! Не сбросил скорость!

– Успокойся, «тридцать седьмой». Развернись и сделай ещё заход.

– Я… я боюсь, что мне не хватит горючего!

– «Тридцать седьмой», у тебя горючего ещё как минимум на три минуты. Выполняй разворот и снова заходи на цель. Доложи, что ты видел.

– Я… Есть. Выполняю левый разворот. «Петрозаводск», я не успел рассмотреть цель как следует, но это, похоже, обычный самолёт. Крупный, два двигателя. По бортам, кажется, есть ряды иллюминаторов. Повторяю, я шёл выше цели и на большой скорости, поэтому не разглядел точно.

В наушниках хрустели помехи, голос пилота звучал глухо и невнятно – видимо, из-за кислородной маски. А может, лейтенант просто слишком нервничал и глотал слова.

– «Тридцать седьмой», ты уверен, что это не военный самолёт? Не транспортник или заправщик, например? В какой цвет он покрашен?

– Серый, – донёсся сквозь шорохи и треск голос лейтенант Михалкова. – Он серый и на нём цветные эмблемы.

Офицеры на командном пункте переглянулись. Серый? Тёмно-серый военный или серый гражданский?

– «Тридцать седьмой», уточни цвет. Он тёмно-серый?

– Я… я не знаю точно. Не уверен. Здесь очень яркое солнце.

– Что за эмблемы на нём? Надписи, рисунки?

– Я не видел точно, но на хвостовом оперении и на крыльях у него белые и синие полосы. И надпись на фюзеляже. Только я её не разглядел.

Майор Хоменко начал внутренне закипать, но всеми силами старался сдержаться. Если он хотел, чтобы этот сопляк сделал хоть что-то полезное, надо быть терпеливым, как с малым ребёнком.

– «Тридцать седьмой», ты разглядел на нём какое-нибудь оружие? Что-нибудь необычное, что-то под крыльями? Или надстройку странной формы? Радар?

– Нет, ничего такого. Под крыльями не знаю, я шёл верхом. Сейчас заканчиваю разворот и попробую пройти ниже него, посмотрю.

Вот так, уже лучше. Если занять мозг лейтенанта вопросами, то он начинает соображать в нужном ключе.

– Отлично, «тридцать седьмой»! Не суетись, у тебя вагон времени, сбрось скорость и загляни под него. Ищи любые необычные контейнеры, подвесные баки, всё, что угодно.

– Вас понял, «Петрозаводск», приближаюсь к цели.

* * *

Глава смены аэронавигационного узла Стокгольма Маркус Торсен заметил мигающий огонёк и на всякий случай поднял глаза поверх мониторов. Вызывающий его с другого конца зала Андреас Сандстрём смотрел прямо на него и знаками поднятой руки подчёркивал – «это важно»! Маркус нажал кнопку селектора.

– Шеф, у меня странное сообщение от борта NP412. Они запрашивают, не проводят ли наши ВВС полёты в их эшелоне. Говорят, мимо них только что на большой скорости прошёл истребитель. У меня от военных такой информации нет. Может, вы знаете что-нибудь?

– Ничего не слышал. А где именно они сейчас находятся?

– Секунду. «НАПС» показывает, что они сейчас проходят над южной оконечностью озера Веттерн, движутся курсом к Кристианстаду и далее, на Берлин.

– Хорошо. Дай мне их точные координаты, я свяжусь с ВВС. А ты сам подежурь с ними на связи.

* * *

– «Петрозаводск», это «тридцать седьмой». У нарушителя снизу чисто. Ни подвески, ничего. Обычный самолёт.

– А эмблемы, надписи? Ты что-нибудь видишь?

– Нет, я позади него и ниже. У меня горючее на исходе. Осталась минута, может быть, полторы. Что мне делать дальше?

– Включи аварийную частоту и потребуй представиться. Как понял?

– Вас понял, «Петрозаводск». Вот только… а что именно я должен сказать?

– Чёрт, «тридцать седьмой», ты чем в училище занимался? Говоришь: «Неизвестный самолёт, вы нарушили воздушное пространство России, немедленно назовите себя». Понял? Давай, шевелись, время, время!

* * *

Генерал армии Нефёдов выслушал доклад.

– Так, если я правильно понял, с виду это обычный самолёт, но мы не можем определить ни его назначение, ни принадлежность?

– Так точно, Михаил Петрович, – главнокомандующий воздушно-космической обороны говорил быстро, времени на раздумья у них почти не осталось. – Нам нужно прямо сейчас решить, какой приказ отдать истребителям. Тот, что рядом с целью, через минуту должен будет возвращаться, иначе не дотянет до базы. Второе звено будет там только через пятнадцать минут. Вопрос – можем ли мы дать нарушителю эти пятнадцать минут?

– А что будет делать второе звено, когда долетит до него?

– Попытается принудить к посадке, будет эскортировать по дороге к аэродрому, в случае отказа – собьёт.

– Тот истребитель, что сейчас на месте, может это сделать?

– Конечно. Вот только времени у него мало.

– Ничего, успеет. Хватит этих покатушек в нашем небе. Делаем так. Твой истребитель принуждает нарушителя следовать за собой. Сопровождает его до встречи со вторым звеном. Передаёт им сопровождение, после чего чешет на базу. Вот так.

– А в случае отказа подчиниться?

– А в этом случае – стреляет. Это он умеет?

– Ну, уж скажешь! Обижаешь, Михаил Петрович!

* * *

Самолёт встряхнуло, в желудке возникло не самое приятное ощущение. Потом тряхнуло ещё раз. Клаус Майер открыл глаза. Почти сразу в салоне раздался мелодичный сигнал, и на панели впереди зажглась надпись «Пожалуйста, пристегните ремни». По громкой связи разнёсся голос стюардессы:

– Дамы и господа! Наш самолёт входит в зону небольшой турбулентности. Просим вас вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности.

Клаус сонно поморгал, поёрзал в кресле. Уселся поудобнее, нашёл пряжки ремня. Защёлкнул, осмотрелся по сторонам. Соседа снова не было. После приёма лекарства тот успокоился, но сейчас, видимо, снова прорвало. Ну что ж, бывает. Главное, до конца полёта осталось меньше часа, так что ещё до вечера пастор Майер должен оказаться дома. Хватить времени подготовиться к завтрашней воскресной проповеди. И отоспаться.

* * *

«Вот только турбулентности сейчас не хватало!». Беннет МакКрейн переглянулся со вторым пилотом:

– Билл, ты хоть слово понял из того, что он сказал?

Второй пилот Дейл покачал головой:

– Честно говоря, я даже не понял, на каком языке он говорит. Я по-шведски вообще-то ни бум-бум.

– Я тоже, Билл, но это не похоже на шведский. Есть в нём что-то восточно-европейское. Может, польский?

– Да? И какого лешего поляк делает над Швецией, а, командир? И что нам сказать ему в ответ?

– Ну, скажем то, что обычно приличные люди говорят при встрече. – МакКрейн включил аварийную частоту. – Внимание, говорит рейс NP412, повторяю, говорит рейс NP412. Следуем курсом в аэропорт Берлин-Бранденбург. Привет. Назовите себя.