Дьявол знает, что ты мертв - Лоуренс Блок Страница 19

– Конечно, поэтому. Что тебе остается, если у тебя украли лошадь? Только купить новый замок на ворота конюшни. – Она подавила вздох. – Хотя готова поклясться, кофе здесь вообще ни при чем, черт возьми! А пить его я бросила на самом деле потому, что такая манера поведения автоматически вырабатывается у людей, которые следуют программе «Двенадцати ступеней». Как мы поступаем в стрессовых ситуациях? Мы отказываемся от чего-то, что доставляет нам удовольствие. – Она встала из-за стола. – Я налью себе еще кружку. Тебе принести?

– Сядь. Я все сделаю сам.

– Не валяй дурака, – сказала она. – Мне не нужно экономить силы. Я ведь не инвалид. Просто я умираю.

Чуть позже она сказала:

– Не хочу, чтобы у тебя создалось впечатление, будто я устала от жизни и жду не дождусь, как бы побыстрее с ней расстаться. Наоборот, каждый прожитый день для меня очень ценен. И я хочу прожить как можно дольше.

– Тогда зачем тебе пистолет?

– Он мне понадобится, когда у меня кончится сравнительно благополучный период – хорошие дни. Я ходила в библиотеку и читала специальную литературу. После череды хороших дней наступает ухудшение, и вот тогда тебе действительно тяжко. Ты не просто поворачиваешься лицом к стене и тихо кончаешься. Это настоящая агония, и она может затянуться.

– Но ведь есть медикаменты против боли, которые тебе могут прописать.

– Мне этого не нужно. Я и так пропустила часть своей жизни, накачиваясь водкой и не соображая, что происходит вокруг. Не хочется переходить из этого мира в другой с головой, замутненной морфием. После операции мне давали демерол, и он вызывал у меня чувство отвращения, так мутилось сознание. Я упросила докторов давать мне тайленол вместо демерола. «Но ведь у вас проникающие внутренние боли, – сказал мне лечащий врач. – Тайленол не поможет». «Тогда я лучше потерплю», – ответила я ему, и все оказалось не так уж скверно. Как думаешь, я разыгрывала из себя мученицу?

– Даже не знаю.

– Потому что я сама так не думаю. Ведь, черт побери, я столько претерпела ради трезвого образа жизни, чтобы теперь отказаться умереть тоже на трезвую голову! Я лучше перенесу любую боль, чем разрешу чем-то притупить ее одновременно с разумом. Что ж, такие мне выпали карты при сдаче, и я буду играть, пока смогу. А потому закончу партию по своей воле. Это ведь мое право, верно? Выйти из игры в любой момент?

Я смотрел в окно. На улице стало еще темнее, словно солнце уже закатилось. Но до настоящего заката оставалось несколько часов.

– Я не считаю это самоубийством, – продолжала она. – Во мне все еще отчасти жива католичка, для которой самоубийство недопустимо. Жизнь тебе дает Бог, и это великий грех – самой лишаться ее по собственной воле. Я всего лишь сделаю себе подарок. – Она чуть заметно улыбнулась. – Подарок из свинца. Ты знаешь это стихотворение?

– Какое стихотворение?

– Его написал Робинсон Джефферс. Оно называется «Раненый ястреб». Он подобрал в лесу рядом с домом раненую птицу – ястреба. И пишет о том, как любит ястребов. Даже утверждает, что если бы наказания были одинаковы, ему легче было бы убить человека, чем хищную птицу. Он приносит подранку пищу, старается помочь ему, но приходит день, когда остается только одно – прекратить мучения этого существа. «И на закате я вручил ему подарок из свинца», – так, кажется, выглядит эта строка. Свинец означает, разумеется, пулю. Он выстрелил в ястреба, и тот сумел в последний раз совершить полет.

Я обдумал этот образ и сказал:

– Вероятно, с ястребами все обстоит несколько иначе, чем с людьми.

– Что ты имеешь в виду?

– Самоубийства с помощью огнестрельного оружия довольно неопрятно. И они не всегда приводят к желаемому результату. Помню, я только окончил полицейскую академию, когда мне рассказали о парне, который приставил дуло к виску и нажал на спусковой крючок. Пуля срикошетила от кости, пробила часть черепа, пробуравила туннель под скальпом и вышла с противоположной стороны. Бедняга истекал кровью, как свинья на бойне, навсегда оглох на одно ухо и мучился потом неописуемыми головными болями.

– Но остался в живых?

– Разумеется. Он даже сознания не потерял. Но мне известно множество других случаев, когда люди умудрялись всаживать пулю прямо себе в мозг, но не погибали, включая одного участкового полицейского, который последние лет десять или уже двенадцать живет, но похож на овощ, если говорить об умственных способностях. Впрочем, даже если ты умудришься все сделать правильно с первого раза, неужели это тот подарок, который ты действительно хотела бы себе сделать? Подумай, какое тяжкое физическое оскорбление ты нанесешь своему телу! Ты отстрелишь себе верхушку черепа, а мозги размажутся по стенке. Извини, если описываю это слишком подробно, но…

– Ничего, продолжай.

– Разве не существует более аккуратных способов, Джен? По-моему, есть книга, целиком посвященная этой теме.

– Ты прав, есть, – сказала она. – Лежит у меня на столике у кровати. Пришлось даже раскошелиться и купить ее. Представляешь, когда я захотела взять ее в библиотеке, то оказалась семнадцатой в очереди. В этом городе даже для того, чтобы убить себя, надо получить номерок и ждать вызова. Невероятно!

– Как же люди возвращают ее обратно?

– Что возвращают?

– Книгу, – пояснил я. – Если она оказывается полезной, кто потом снова относит ее в библиотеку?

– Вот это вопрос на миллион! – воскликнула она. – Видно, придется предусмотреть такой пункт в завещании. «Я, Дженис Элизабет Кин, находясь в здравом уме…»

– Можешь изгиляться как угодно. Это твоя история. Я к ней не имею никакого отношения.

– «…обращаюсь с нижайшей просьбой ко всем людям доброй воли оплатить мои долги, равно как и расходы, связанные с похоронами, а также вернуть экземпляр книги “Последний исход” в гудзонское отделение городской публичной библиотеки Нью-Йорка… В надежде, что другие читатели извлекут из нее не меньше пользы, чем извлекла я сама». Боже, это действительно смешно, – сказала она. – А потом вызывают следующего жаждущего из списка. «Здравствуйте! Мистер Ниссбаум, если не ошибаемся? У нас появилась книга, которую вы запрашивали. Только, пожалуйста, прежде чем получить ее, принесите справку, что вы привели все свои дела в полный порядок».

Как же мы хохотали!

Проблема с этой книгой, сказала она позже, заключалась в том, что большинство предлагаемых методов предусматривали применение в той или иной мере средств, воздействовавших на сознание. Типичный пример: вам советовали высыпать в рот горсть таблеток сильного снотворного и запить их полным стаканом виски. А поскольку ее главным требованием к самоубийству было желание умереть на трезвую голову, подобные способы представлялись ей омерзительными и потому никуда не годными!

А если предположить, что метод не сработает? Представьте, как она просыпается через двенадцать часов словно после тяжелейшего запоя и добивается только одного: изменяет так долго продолжавшемуся обету трезвости. «Здравствуйте, меня зовут Джен. Вчера я снова выпила, и мне осталось жить всего несколько недель». Нет уж, к чертовой бабушке такие рекомендации!