Верная жена - Роберт Гулрик Страница 18

— Вы пригласили меня по своим причинам.

— Но вы же приехали.

— И не жалею об этом. И не буду жалеть.

Ему хотелось услышать ее прерывистое дыхание, дыхание женщины, охваченной страстью. Хотелось обладать ею так, как не позволяла в молодости бывшая жена — искренне и с полной отдачей. И тогда Кэтрин вошла бы в его вены как наркотик, а потом он бы сидел в офисе, зарабатывал деньги и ощущал, как кровь бурлит от восторга.

Он хотел открыться ей, поговорить о том, как он жаждет обладать ею, как от желания у него перехватывает горло. Ему хотелось встать перед ней обнаженным.

Ральф редко общался со своей гостьей. Ни разу не прикасался, даже проходя мимо. Он не был дураком и понимал: Кэтрин не та, за кого себя выдает, она живой человек под своей полумонашеской одеждой.

Его одиночество было таким глубоким. Иногда ему казалось, что кто-то злобный сознательно и безжалостно дергает его за волосы. Он хотел дотронуться до Кэтрин, но не делал этого, от чего испытывал боль, как в лихорадке.

При каждой встрече Труит мечтал раздеть ее. Расстегнуть пуговицы на суровом черном платье, спустить его и оголить белые плечи. Скинуть платье на пол, чтобы оно легло возле ног, словно лужа черной нефти. И чтобы Кэтрин переступила через него и вытянулась перед Ральфом. Стройная женщина в тонкой хлопчатобумажной рубашке и черных чулках. Эти чулки он спускал бы дюйм за дюймом, пока его взору не открылись бы ее изящные обнаженные ноги. У рубашки, наверное, пуговицы сзади. Он повернул бы Кэтрин спиной и стал расстегивать все эти жемчужные пуговицы, пока не слетела бы ее тонкая рубашка и, скользнув по бедрам, не упала бы в темноту. Тогда он впервые увидел бы ее обнаженное тело со спины. Ее волосы в свете свечей в холодной темной комнате загорелись бы, точно пламя. Труит мечтал провести языком по ее белой спине. Тело ее блестело бы под луной, просвечивавшей сквозь занавески. Она бы не шелохнулась, не двинулась по собственной воле, и он взял бы ее за плечи, повернул к себе и поцеловал бы. Сладость кожи. Мягкое прикосновение губ к губам. Момент перед тем, как все начнется. Чистое и светлое желание.

Он поцеловал бы ее очень легко, ее соски задели бы его грудь, губы прижались бы к губам. Ральфа не целовали столько лет, что он сбился со счета. Его язык притронулся бы к ее языку. Он взял бы в ладони лицо Кэтрин и нежно поцеловал.

Как мог он так долго без этого обходиться? К нему так давно не прикасались, не восхищались им, не любили. Прошла молодость, постарело тело, начало увядать, оно не станет прежним. Через десять лет он будет стариком.

И он сам довел до этого, ничего не пытаясь изменить.

Однажды вечером, через неделю после того как Ральф поведал историю своей жизни, он сказал за обедом:

— Думаю, мы поженимся в День благодарения. Если не возражаете.

— Хорошо, — согласилась Кэтрин. — Кого вы пригласите?

— А что, нужно?

— Не знаю. Обычно приглашают гостей. У вас наверняка есть друзья. Люди, с которыми вы общаетесь.

Я пока ни с кем не знакома.

— Мне кажется неправильным, если вы будете ездить в город. Люди начнут болтать. И погода…

— Но гости должны прийти.

— Несколько человек.

— Да, позовем их сюда. Будет угощение, ужин. Свадьба.

Женщина, которую Труит мечтал раздеть, увидеть обнаженной, была незнакомой. Ее слова, ее просьбы казались ему странными. Его так давно ни о чем не просили.

— Я не… Я не невинна. Вам следует знать. Он молча глядел на нее.

— Я была ребенком. Друг моего отца… миссионер в Африке. Однажды ночью он забрался ко мне и… Я не невинна. У меня случилась внебрачная связь. Отец убил его. Мне важно, чтобы вы знали.

Ральфа сочувственно дрогнуло. Он взял Кэтрин за руку. На мгновение. Впервые.

— Это в прошлом и было давно. Не думайте больше об этом.

Кэтрин смотрела в сторону.

— Для меня это ничего не значит, — добавил Ральф — Невинных нет. Моя дочь, Франческа, была невинна, и больше никто.

Он вышел в холл. Кэтрин казалась ему красивой и непостижимой. Ему хотелось отвести ее в свою спальню и уложить на огромную отцовскую кровать с массивным резным изголовьем из вишневого дерева. Кровать была заправлена прекрасным свежим бельем. Он откинул бы покрывало и уложил бы ее на прохладные белоснежные льняные простыни. Этот материал ткали на станках его фабрики. Он встал бы перед ней и мгновенно расстегнул все пуговицы на своей одежде. Оставил бы на тумбочке тяжелые серебряные отцовские часы. Опустился бы подле нее в белье, выстиранном миссис Ларсен, которое он менял ежедневно. Белье, всегда безупречно чистое, застегивалось на пуговицы от паха до шеи.

Каждое утро, еще до рассвета, Ральф мылся горячей водой. Комната напоминала турецкую баню, воздух поднимался ароматными струями. Он встанет перед Кэтрин, не думая о том, каким сильным и крепким было когда-то его тело. Не вспоминая о том, как истратил себя на шлюх.

Те задыхались от восторга, когда видели его голым, поражались силе и грациозности его тела. Он и сам удивлялся своему обнаженному отражению в большом зеркале. Шлюхи радостно хихикали и щебетали по-итальянски что-то для него непонятное что-то непонятное, это было так давно.

Он смотрел на Кэтрин. И представлял ее в постели. В своей постели.

Ему хотелось взять в ладони ее лицо, чтобы она подняла наконец на него глаза. Он бы по глазам прочел кто она. Узнал спрятанную от него душу. Ральф хотел поцеловать ее, держа за щеки, и получить в ответ страстный поцелуй. Хотел, чтобы ее рука проникла ему под рубашку и впервые дотронулась до волос на его груди до его кожи. И чтобы она тоже желала всего этого и одновременно этого боялась. Хотел, чтобы она подчинилась.

Иногда Труит ощущал свое одиночество, как пожар внутри. И казалось выходом взять бритву, полоснуть себя, отодрать кожу и прекратить этот пожар.

И понятно было, что этого не случится, этого с ним

никогда не произойдет.

— Хочу кое о чем попросить, — сообщила Кэтрин, глядя в огонь.

Впервые она выразила какое-то желание.

— Да, я слушаю.

— Я говорю о свадебном наряде. Было бы неплохо заказать в Чикаго ткань и сшить платье. Все девушки о нем мечтают. И еще кольцо, небольшое и не шикарное. Отец твердил, что кольца у меня не будет. По этой причине оно мне необходимо. Не для того, чтобы задним числом досадить отцу, а просто доказать себе, что маленькие мечты сбываются, и неважно, что тебе внушают люди.

— Я дам вам все, что угодно. Я ведь обещал.

— Не стоит слишком беспокоиться. Я не жду многого. У нас с вами договор, верно? Не детский каприз. У нас обоих есть причины для брака.

Кэтрин улыбнулась ему. Впервые он увидел ее улыбку, вызвавшую в нем тоску, наверное, по прошлому. И едва удержался от слез.