Профессионал - Ранульф Файнс Страница 18

Замусоренный пруд обозначает северо-восточную границу безопасности для тех, кто занимается оздоровительным бегом в Центральном парке Нью-Йорка. Дальше можно углубляться только на свой страх и риск, если только ты не бедный и у тебя не черная кожа. Это правило действовало осенью 1964 года, но богатенький парень из Оклахомы понятия не имел о том, что можно и чего нельзя делать в Нижнем Гарлеме. Гостя у своей бабушки в просторных апартаментах на Парк-авеню, он согласился вывести ее гончую на вечернюю прогулку.

Минут через пять ходьбы по заросшей кустами территории между музеем и центральным озером парень нашел травянистую лужайку, спустил гончую с поводка и бросил ей резиновый мяч. Собака, для которой резвая игра на улице сделалась большой редкостью, побежала неспешной трусцой. Остановившись у мяча, она обернулась к парню, виляя хвостом и скалясь так, как умеют одни только гончие, и тут ей в шею вонзилась шестидюймовая стрела. Собака рухнула, не издав ни звука.

Парень огляделся по сторонам. В тени стояли три юнца в кожаных куртках. Один держал в руке арбалет со стальным луком, а через плечо у него была перекинута сумка из-под клюшек для гольфа.

– Приятель, пора читать отходную собачке.

У говорившего был короткий «ежик» на голове и мышцы атлета-гиревика.

Обезумев, парень бросился на арбалетчика и с размаху ударил его поводком. По случайности стальной карабин на конце попал юнцу в глаз и переносицу.

– Ах ты, сука! – воскликнул тот.

Он оказался на какое-то время ослеплен, однако его дружки прижали мальчишку к дереву и стали ждать, когда стрелок придет в себя. Заливаясь слезами боли, опасаясь за свой глаз, арбалетчик зарычал, давая выход ярости:

– Разденьте мерзавца догола и привяжите к дереву! Сейчас он узнает, с кем связался!

Юнцы своими ремнями и рубашкой мальчишки, разорванной на полосы, стянули ему руки так, чтобы он стоял спиной к дереву. Рот оклахомцу заткнули его собственным носовым платком. От страха он наделал в штаны. Две стрелы пронзили ему правую ногу выше колена, третья впилась в левое бедро, и мальчишка потерял сознание. Вероятно, злорадные вопли приятелей стрелка спасли ему жизнь, так как привлекли внимание мужчины, совершавшего пробежку по парку. На нем были спортивные брюки и свободная футболка защитного цвета. Он выбежал на лужайку, не обращая внимания ни на мальчишку, ни на собаку, ни на арбалет.

– Здравствуйте, друзья. – Замедлив бег, мужчина приветственно протянул руку. – В какую сторону к озеру?

Арбалетчик задумался, стараясь подобрать подходящий уклончивый ответ, но тут бегун стремительно вскинул руку, втыкая палец ему в здоровый глаз. За этим тотчас же последовал простой удар ногой в пах ближайшего юнца. Третий парень в кожаной куртке успел выхватить нож с выкидным лезвием, но бегун, подобрав с земли арбалет и обнаружив, что тот заряжен, нажал на спусковой крючок. Заточенная напильником стрела легко прошла сквозь внутренности и застряла в позвоночнике. Юнец завопил от боли, но тут приклад арбалета обрушился ему на затылок, и наступила полная тишина, нарушаемая лишь писком серых белок.

Опустившись на корточки рядом с гончей, бегун осторожно ощупал ее, стараясь уловить сердцебиение. Надавив на мягкие ткани вокруг раны, он вытащил стрелу, а затем перевязал собаке шею своей футболкой.

– Ты еще поживешь, девочка, – ласково произнес бегун, поглаживая гончей отвислые уши.

Положив собаку на землю, он занялся мальчишкой, у которого, похоже, ранение в бедро вызвало сильное внутреннее кровотечение.

Отыскав на проходящей поблизости Восточной 85-й улице полицейского, занятого регулировкой движения, бегун назвал себя – капитан Дэниел де Вилльерс – и адрес своего приятеля, морского пехотинца, у которого гостил. Он дождался прибытия «скорой помощи», но на вопрос о состоянии хулиганов, мальчишки и собаки изобразил полное незнание. Де Вилльерс долго еще гадал, вмешался бы он, если бы не гончая. Жестокое обращение с животными было его слабым местом.

В детском доме в Ванкувере жила бродячая кошка, а позднее, в Бронксе, у приемной матери был вечно голодный попугай. Дэниел никак не мог понять эту женщину, поскольку она нещадно лупила его за малейшее нарушение установленного ею «кодекса хороших манер», однако поражала искренним состраданием, когда он приходил из школы с разбитым носом или распухшей бровью. После того как она умерла, харкая кровью, де Вилльерс устроился работать ассистентом фотографа, а по ночам он лазил в форточки по квартирам. Когда попугай сдох, Дэниелу было семнадцать лет, у него имелись сбережения в банке и не было никаких амбиций, кроме как заниматься животными. Он записался в армию, однако его выдающиеся физические данные и способность трезво мыслить привлекли внимание сержанта-вербовщика из корпуса морской пехоты задолго до того, как де Вилльерс смог добраться до своей первоначальной цели – военной ветеринарной службы.

В двадцать три года, имея за плечами четыре кошмарных года во Вьетнаме, де Вилльерс мог продолжать успешную карьеру в армии. Возможно, он так бы и поступил, если бы не заветная мечта разыскать свои корни, найти семью.

Год де Вилльерс провел в канцелярии на базе Брэдли, все свободное время отдавая вместе с сослуживцами пешим прогулкам по горам Кэтскиллс. Зимой 1964 года он ушел в отставку и забрал из банка все свои деньги. Но главным его сокровищем была отцовская Библия, с дарственной надписью на титульном листе: «Пиету от любящей матери. Вриде-Хойс, Токай, 1891 год».