Империя Волков - Жан-Кристоф Гранже Страница 18

Скарбон сухим и, пожалуй, слишком торопливым жестом отдернул простыню. Шиффер подошел ближе и спросил:

– Вы можете восстановить хронологию событий?

– Расписание составлять не возьмусь, но могу предположить, что эту женщину похитили три дня назад, то есть в четверг вечером. Она наверняка выходила с работы.

– Почему?

– Желудок был пуст. Как и у первых двух. Он подкарауливает их по пути домой.

– Давайте обойдемся без предположений.

Эксперт раздраженно продолжил:

– Затем, в течение двадцати – тридцати часов, ее подвергали пыткам.

– Как вы определили срок?

– Она отбивалась, пыталась вырваться. Веревки очень глубоко врезались в тело. Раны начали гноиться. Время можно восстановить именно благодаря нагноениям. Двадцать – тридцать часов – вряд ли я намного ошибся. В любом случае таков порог чувствительности человека.

Шиффер расхаживал по залу, глядя в зеркально-синий пол.

– Вы можете дать нам хоть какую-то зацепку насчет места преступления?

– Возможно.

Поль вмешался в разговор:

– Что именно?

Скарбон издал губами звук, напоминающий щелчок кинохлопушки.

– Я обратил на это внимание и у двух других жертв, но у последней женщины проявления особенно заметны: у нее в крови пузырьки азота.

– И что это означает?

Поль вытащил блокнот.

– Странно. Это может означать, что тело при жизни было подвергнуто воздействию давления более высокого, чем атмосферное. Такого, например, как в морских глубинах.

Врач впервые упомянул это странное обстоятельство.

– Я не ныряльщик, – продолжил он, – но явление это хорошо известно и изучено. По мере того как вы погружаетесь, давление растет. Азот, содержащийся в крови, растворяется. Если подниматься слишком быстро, не соблюдая уровней декомпрессии, азот стремительно возвращается в газообразное состояние, и образуются пузырьки.

Шиффер казался по-настоящему заинтересованным.

– Именно это и произошло с жертвой?

– Со всеми тремя. Пузырьки азота взрывались, продвигаясь по организму, что доставляло этим женщинам дополнительные страдания. На сто процентов я не уверен, но мы, скорее всего, имеем дело с "травмой ныряльщика".

Поль переспросил, делая пометки в блокноте:

– Они погружались – или их погружали – на большую глубину?

– Этого я не говорил. По словам одного нашего интерна, который занимается морскими погружениями, тела испытали воздействие давления как минимум в четыре бара. Такая величина регистрируется на сорокаметровой глубине. Мне кажется несколько проблематичным найти подобную толщу воды в Париже. Думаю, их скорее помещали в камеру высокого давления.

Поль быстро записывал.

– Где применяются подобные камеры?

– Нужно это узнать. Существуют камеры декомпрессии, которые используют профессиональные ныряльщики, но вряд ли такие есть в Иль-де-Франс. Кроме того, в некоторых больницах тоже установлены камеры высокого давления.

– В больницах?

– Да. Их используют для лечения больных с нарушениями кровоснабжения. Диабет, высокий холестерин... Высокое давление позволяет напитать организм кислородом. В Париже существует четыре или пять таких барокамер, но я не думаю, что наш убийца имеет доступ в больницу. Лучше поискать в промышленности.

– В каких отраслях применяется подобная техника?

– Понятия не имею. Ищите – это ваша работа. Повторяю еще раз: я ни в чем не уверен. Возможно, присутствие этих пузырьков объясняется совершенно иными причинами. Если так, я их не знаю.

Шиффер спросил:

– Есть ли на трех трупах нечто, дающее представление о нашем убийце – в физическом смысле?

– Ничего. Он очень тщательно их моет и, в любом случае, "работает в перчатках". Не вступает с ними в сексуальный контакт. Не ласкает. Не целует. Не его стиль. Совсем не его. Ваш человек – вообще клинический случай. Он как будто запрограммирован. Этот убийца... бесплотен.

– Его безумие возрастает с каждым новым убийством?

– Нет. Пытки он применяет в строго определенном порядке. Он одержим злом, но никогда не теряет контроля над собой. – Скарбон криво улыбнулся. – Организованный убийца, как пишут в учебниках по криминалистике.

– Что его, по-вашему, возбуждает?

– Страдание. Страдание в чистом виде. Он мучает их старательно и очень тщательно – до самой смерти. Его возбуждает боль, он питается страданиями жертв. В подоплеке – глубинная, животная ненависть к женщинам. К их телам и лицам.

Шиффер обернулся к Полю, издав злой смешок.

– Мне сегодня решительно везет на психологов.

Лицо Скарбона залилось краской.

– Судебная медицина – это всегда психология. Жестокость, с которой мы имеем дело, есть всего лишь проявление больного мозга...

Полицейский кивнул и, не переставая улыбаться, подхватил отчет о вскрытии, который Скарбон положил на соседний стол.

– Спасибо, доктор.

Когда Шиффер открыл дверь, находившуюся между окнами, в помещение ворвался солнечный свет, похожий на поток молока, хлынувший с небес.

Поль спросил, кивнув на другой экземпляр отчета:

– Я могу его взять?

Врач несколько мгновений молча смотрел ему прямо в глаза, потом поинтересовался:

– Ваши начальники в курсе насчет Шиффера?

Поль изобразил широкую улыбку.

– Не беспокойтесь. Все под контролем.

– Я беспокоюсь за вас. Он – чудовище.

Поль вздрогнул. Патологоанатом "добил" его, произнеся с полной убежденностью:

– Он убил Газиля Гемета.

Имя пробудило воспоминания. Октябрь 2000-го: турок, погибший под поездом, против Шиффера выдвинуто обвинение в убийстве. Апрель 2001-го: прокуратура загадочным образом закрывает дело. Он ответил ледяным тоном:

– Тело было раздавлено. Вскрытие ничего не смогло доказать.

– Я делал повторную экспертизу. Лицо было ужасно изуродовано. Один глаз вырвали из орбиты. На височных костях сохранились следы пыток сверлом. – Он кивнул на прикрытый простыней труп. – Вполне на равных с вашим убийцей.

Ноги у Поля стали ватными. Он не мог позволить себе усомниться в человеке, с которым собирался работать рука об руку.

– В отчете говорилось только о ранах на теле и...

– Они убрали из документа мои комментарии. Они его покрывают.

– Кто эти "они"?

– Они боятся. Все они боятся.