Судебные ошибки - Скотт Туроу Страница 18

— Но так и не съездили туда повидать этого человека?

Джиллиан нахмурилась.

— Это не мое дело, мисс.

— А смотреть, как казнят невиновного, — ваше?

— Перестань, ради Бога!

Артур сделал Памеле останавливающий жест, словно уличный регулировщик. Она умолкла, но все-таки бросила злобный взгляд в сторону бывшей судьи. Артур спросил Джиллиан, можно ли Памеле сделать копию письма, та, прикрывая лицо тонкой веснушчатой рукой, кивнула. Когда Памела схватила листы, Артур был уверен, что Джиллиан Салливан недоумевает, с какой стати взяла на себя труд приехать.

* * *

В то время, когда Джиллиан была обвинителем, а затем судьей, у нее существовало твердое правило: всегда сохранять спокойствие. Какими бы ни были подлыми подсудимый или адвокат, она не доставляла им удовольствия эмоциональной реакцией. Когда молодая помощница Артура выходила широким шагом из зала, первым побуждением Джиллиан было дать ей совет: будьте сдержаннее.

— Что она у тебя такая необузданная? — спросила Джиллиан после того, как громко хлопнула дверь.

— Хочет стать знаменитым адвокатом, — ответил Рейвен. Судя по тону, это была не совсем похвала.

— Артур, я до сих пор постоянно получаю письма от заключенных. Даже не знаю, как они находят меня. И в них сплошная бессмыслица.

В письмах были, как и следовало ожидать, сексуальные фантазии, вызванные памятью о красивой, облеченной властью женщине. Несколько обращений, отправленных в тщетной надежде, что теперь, зная, каково в заключении, она может пересмотреть некоторые обстоятельства дела и смягчить приговор.

— Я не могу воспринимать их всерьез, — сказала Джиллиан. — Артур, ты понимаешь, что это за письмо. Шайки там вечно что-то замышляют.

— Эрно Эрдаи? Белый, судя по имени. Ромми черный. И слишком уж слабоумный, чтобы какая-то шайка брала его к себе. В деле нет никакого упоминания о шайках.

— Там возникают всевозможные союзы. Как в войне Алой и Белой розы.

Артур пожал плечами и сказал, что единственный способ выяснить истину — поговорить с Эрдаи.

— Думаю, тебе нужно туда съездить, — ответила Джиллиан. — Потому и привезла письмо.

— В нем сказано, что он хочет говорить с тобой.

— Оставь, — сказала Джиллиан и полезла в сумочку. — Курить можно?

Рейвен ответил, что здесь не курят. Где-то есть курилка, но в воздухе там сплошной дым. Джиллиан, готовая, как всегда, сдерживать желания, застегнула сумочку.

— Мне даже не подобает ехать туда, — сказала она.

Артур скорчил гримасу, видимо, силясь сдержать улыбку. И Джиллиан сразу же поняла. Никто не может наказать ее за несоблюдение этических норм, лишить судейской должности или диплома юриста. Это уже сделано. Все, за что не могли посадить в тюрьму, теперь было допустимо.

— Джиллиан, никто не осудит меня да и тебя за то, что мы поедем его выслушать. Он откровенно пишет, что думает об адвокатах.

— И все равно вполне может поговорить с тобой.

— Или возненавидеть меня и потом отказаться разговаривать с нами обоими. Джиллиан, в моем распоряжении полтора месяца, потом апелляционный суд решит, сажать ли этого человека на электрический стул. На этой стадии я не могу терять время или рисковать.

— Артур, ехать в Редьярд я не могу.

При этой мысли у нее внутри что-то сжалось. Ей не хотелось снова дышать тем мертвенным воздухом или иметь дело с извращенной реальностью обитателей тюрьмы. Большую часть срока она провела в изоляторе, отдельно от большинства заключенных, так как управлению тюрем трудно было выяснить, чью сестру или дочь Джиллиан обвиняла или судила и кто мог питать к ней за это убийственную злобу. Ее это вполне устраивало. Она редко чувствовала себя спокойно даже с женщинами, попавшими в тюрьму беременными или изолированными за то или другое нарушение режима. Неизменно в собственном представлении все они являлись жертвами и зачастую были таковыми в действительности. Большинство их от безнадежности опускались. Немногие были неунывающими. Некоторые даже приятными собеседницами. Однако рано или поздно приходилось сталкиваться с отрицательными чертами характера: лживостью, вспыльчивостью. Их представление о мире напоминало дальтонизм в том смысле, что видеть некоторые аспекты нормальности они были просто неспособны. Она держалась особняком, помогала разбираться с юридическими проблемами, и к ней обращались, несмотря на все ее возражения, «Судья». Казалось, всем — заключенным и даже служащим — доставляло удовольствие знать, что кто-то из могущественных получил срок.

Однако Рейвен не собирался сдаваться.

— Послушай, я не хочу читать нравоучений, — сказал он, — но у этого Эрдаи есть резон, разве не так? Ты принимала решения. Ты признала того человека виновным и приговорила его к смерти. Разве на тебе не лежит никакой ответственности, если мой клиент не заслуживает смертной казни?

— Артур, если на то пошло, я уже сделала больше, чем должна.

Джиллиан боролась с собой несколько дней, прежде чем решилась везти ему письмо. Она понимала, что глупо рисковать, снова встречаться с Рейвеном, который мог стать более пытливым в расспросах о ее прошлом. Никакой преданности закону, уловками и головоломками которого некогда восхищалась, она не чувствовала. Закон, подобно властелину, изгнал ее из своего царства. Но при воспоминании о своем жестоком замечании Артуру она страдала. Так что приехать сюда ее заставил не закон, а правила, составленные для себя с отеческой помощью Даффи, ее домовладельца и спонсора. Хватит неприятностей, хватит нечаянных унижений себя и других. Раз провинилась, заглаживай вину.

Джиллиан все сильнее хотелось курить, она поднялась и пошла в угол зала. После выхода из тюрьмы она еще ни разу не бывала в юридических конторах, и эта шикарная атмосфера казалась ей какой-то нелепой. За то время, пока ее не было на воле, все очень разбогатели. Трудно было представить себе, что нормальные люди живут с такой роскошью — мебель из дорогих сортов дерева, гранит, серебряный кофейный сервиз шведского производства, кресла на роликах, обитые мягкой кожей. Она никогда не жаждала ничего этого.

Глядя на нее, Артур машинально поглаживал рыжеватые волосы, торчащие на тех местах, где сохранились. Судя по виду, он, как всегда, напряженно работал — галстук был распущен, на руках и манжетах рубашки были чернильные пятна. Джиллиан инстинктивно искала способ отвлечь его.

— Артур, как твоя сестра? Мне память не изменяет? Это она болела?

— Она шизофреничка. Я поместил ее в клинику, но постоянно бываю там. Последними словами отца, сказанными мне, были: «Заботься о Сьюзен». И неудивительно. Я постоянно слышал их от него с двенадцати лет.

— Есть другие сестры или братья?

— Нет, только мы двое.

— А когда умерла ваша мать?

— Мать жива-здорова. Она просто бросила нас тридцать лет назад, когда заболела Сьюзен. Надолго уехала в Мексику, потом возвратилась. Была эдакой свободной личностью. И представляла с отцом странную пару. У нее есть домик здесь, в Сентер-Сити, и она живет на то, что зарабатывает натурщицей в школе искусств при музее.