Грешница - Петра Хаммесфар Страница 17

Его дочь всегда была созданием своенравным, выдвигавшим бесстыдные требования. Она вила из родителей веревки. И в этом была его вина. Нельзя было перекладывать воспитание дочери на жену. Мехтхильда была слишком уступчива и легковерна. Она не умела устанавливать границы и принимала любую чушь, которую ей подсовывали, за чистую монету. Раньше, когда Рудольф пытался урезонить дочь, жена лишь вздыхала:

– Руди, оставь ее, она ведь еще маленькая!

Потом дочь повзрослела и вообще перестала слушаться, особенно его. В таких случаях Мехтхильда произносила свою коронную фразу:

– Не волнуйся ты так, Руди, подумай о своем желчном пузыре; что поделаешь, такой уж у нее возраст.

Его дочь вот уже три года была замужем и теперь вила веревки из порядочного, симпатичного молодого человека. Два года назад она родила сына. И Рудольф Гровиан надеялся, что она образумится, осознает степень своей ответственности и немного поумерит запросы.

В ту субботу ему с горечью пришлось осознать, что некоторые надежды неосуществимы. Вторую половину дня Рудольф провел на дне рождения свояченицы. Его дочь, зять и внук, конечно же, тоже были приглашены. Дочь и внук пришли, а вот зять отсутствовал.

Рудольф Гровиан услышал обрывки разговора между женой и дочерью, давшие ему повод для самых страшных подозрений. «Адвокат» – это слово было произнесено не раз и не два. Убеждать себя в том, что речь идет о случае на дороге или о разногласиях с арендодателем? Нет, он был не настолько наивен.

Рудольф решил серьезно поговорить с дочерью, хоть и знал, что это бессмысленно и что он только лишний раз выйдет из себя. Но, прежде чем он успел исполнить свое намерение, за ним приехали. Это случалось очень часто, такая уж у него профессия.

Рудольф Гровиан был главным комиссаром полицейского управления в районе Рейн-Эрфт, начальником первого участка. Он годился Коре Бендер в отцы. Но вместо того, чтобы заботиться о ней, задавал ей неприятные вопросы о прошлом. Медленно, но уверенно увлекал ее назад, прямо в пучину безумия, которого она боялась больше, чем смерти.

Эта встреча была гибельной для них обоих: полицейский, который в нерабочее время был раздраженным, а иногда и чувствующим вину отцом, и женщина, жившая с осознанием, что отец не может помочь, что все становится только хуже, стоит ему вмешаться.

Возможно, что в эту субботу Рудольф Гровиан был несколько более раздражен, чем обычно, однако обязанности свои выполнял как всегда – спокойно и слегка отстраненно.

Когда его известили о происшествии на озере Отто-Майглер-Зе, он поехал в участок, собрав коллег, даже тех, кто обычно не занимался тяжкими преступлениями.

Несмотря на то что были выходные, работа спорилась. Свидетелей разместили в кабинетах. Рудольф поговорил с каждым из них, чтобы составить первое впечатление.

Люди очень старались припомнить все до мельчайших подробностей, однако ничто не указывало на катализатор, вызвавший катастрофу. В таких случаях – Рудольф знал это по опыту – он таился либо где-то в прошлом, либо в самой природе убийцы. Чтобы обвиняемый ни с того ни с сего набросился на совершенно не знакомого ему человека – с таким Рудольф Гровиан еще ни разу не сталкивался и никогда об этом не слышал.

Женщины топили своих детей, пробивали головы спящим мужьям, травили или душили беспомощных матерей, устав от необходимости ухаживать за ними; женщины убивали мужчин, с которыми у них были близкие отношения. Все, что Рудольф Гровиан услышал в тот субботний вечер в промежутке между семью и девятью часами, отлично вписывалось в привычную схему.

Самое важное сообщил ему друг и коллега Георга Франкенберга, Винфрид Майльхофер. Как и жертва, Майльхофер работал врачом в университетской клинике в Кельне, был человеком рассудительным. Несмотря на шок, он позволил себе всего одно-единственное не подкрепленное фактами замечание. Мол, эта женщина набросилась на Георга, словно «божественный судия».

Майльхофер заявил, что чувствовал себя так, словно его парализовало, что он был просто не в силах отреагировать на нападение должным образом. Казалось, Франки и сам справится с этой женщиной. После первого удара, который ни в коем случае не мог быть смертельным, он схватил ее за запястье.

Отец семейства подтвердил его слова.

– Не понимаю… Такой высокий сильный парень… Он ведь схватил ее. А потом отпустил. Я хорошо это видел. Она не вырывалась, он мог бы легко ее удержать. Но вместо этого безо всякого сопротивления позволил себя зарезать. А как он при этом на нее смотрел! Мне показалось, что он знает ее и прекрасно понимает, почему она это делает.

Когда Рудольф передал Винфриду Майльхоферу слова мужчины о том, что Георг Франкенберг был знаком с Корой Бендер и узнал ее, тот в ответ пожал плечами.

– Может быть. Мне это неизвестно. Когда мы пришли на пляж, там был только мужчина с ребенком. Женщина пришла позже – наверное, она плавала в озере. Я обратил на нее внимание, потому что она очень странно смотрела на Франки и Уту. Мне показалось, что она испугалась. Но я не думаю, что Франки ее заметил. Я еще хотел указать ему на нее, но потом она села и перестала обращать на нас внимание, и я расслабился. Когда это случилось… Франки уставился на нее и что-то пробормотал. Я не разобрал слов… Мне очень жаль, господин Гровиан, но я больше ничего не могу вам сказать. С Франки я знаком всего года два. И всегда считал его спокойным, рассудительным человеком. Даже представить себе не могу, что он дал этой женщине повод для подобного поступка. «Он не будет тебя бить», – сказала она Уте. Но Франки был не из тех, кто бьет женщин. Напротив, женщины были для него чем-то вроде святыни.

Винфрид Майльхофер сообщил, что однажды Франки рассказал ему одну историю. Мол, в самом начале учебы он познакомился с девушкой и по уши в нее влюбился. А потом она умерла в результате несчастного случая.

Майльхофер заявил:

– Он не уточнял, но мне почему-то показалось, что Франки видел, как она скончалась. И так и не оправился от потрясения. Не думаю, что после этого случая у него были интрижки. Франки полностью посвятил себя работе. Он так и не простил себе то, что не смог ей тогда помочь.

Винфрид Майльхофер вспомнил о случае, который характеризовал отношение Франки к прекрасному полу и к своей профессии. Они потеряли пациентку, молодую женщину, – легочная эмболия после операции. Это произошло около года тому назад. Такое случается, с этим нужно смириться. Но Франки не смог. Он словно обезумел, сломал умершей два ребра, пытаясь ее реанимировать. А после напился и не хотел идти домой.

Винфрид Майльхофер не оставил его в беде. Они вместе пошли в пивную. Там играла музыка. Франки говорил о мертвой пациентке, о том, что не понимает, как молодая женщина могла умереть у него на операционном столе. А потом вдруг начал рассказывать о своей музыке. О нескольких безумных неделях в своей жизни. Однажды друг убедил его поиграть на ударных. Это было большой ошибкой; лучше бы он сосредоточился на учебе.

Только через несколько часов Франки позволил Винфриду Майльхоферу увести его домой. Тогда-то и рассказал ему о девушке, которую любил и потерял. А потом показал Майльхоферу кассету, которую Ута принесла на озеро. Франки прослушал ее, сидя на полу и барабаня кулаками по воздуху в такт музыке. «Я каждый вечер слушаю эту мелодию, не могу иначе, – говорил он. – Когда я ее слышу, она снова рядом со мной. Я чувствую ее присутствие, и мне удается уснуть».