Изгнанник - Аллан Фолсом Страница 17

3.13

Он вглядывался во тьму, пытаясь забыть о том, что наговорил Дэну Форду. Объяснение Вальпараисо относительно причин смерти Донлана было произнесено без запинки. После чего он, пытаясь смотреть Дэну в глаза, сказал, что смертельно устал, сунул официантке двадцатку, хотя в счете была проставлена сумма всего в четыре пятьдесят за кофе — просто невыносимо стоять и ждать, пока она будет ходить за сдачей. А потом вышел на улицу, сел в свой «форд-мустанг» и поехал по пустым улицам домой.

Войдя в квартиру, Бэррон проверил автоответчик. За время его отсутствия ему звонили дважды. Первый звонок был от Хэллидея и поступил вскоре после того, как он уехал на встречу с Фордом. Джимми сообщал, что Ли навестил Реймонда в Паркер-центре и их «пострадавший» в категоричной форме отрекся от пистолета, обнаруженного в его багаже. Более того, ни на самом оружии, ни на двух дополнительных обоймах с патронами отпечатки пальцев не обнаружены. Все было абсолютно чистым, словно владелец «ругера» либо тщательно протер оружие и обоймы после того, как прикасался к ним, либо делал это в перчатках.

«Этот парень — тот еще фрукт, Джон, — заканчивал свое сообщение Хэллидей. — Кто он такой, я пока не знаю, но мы должны это выяснить».

Второй звонок поступил от доктора Фланнери. В связи с поздним часом перезвонить ей было уже невозможно, так что оставалось только ждать до утра. Ждать и размышлять, каким образом лучше всего улизнуть из бригады. Куда он направится потом, зависело от наличия подходящего медицинского учреждения для Ребекки, причем желательно расположенного как можно дальше от Лос-Анджелеса, и поиски его можно со спокойной совестью доверить доктору Фланнери. И вот, оставив за спиной второй не самый лучший день в его жизни, он с облегчением растянулся на постели.

3.18

Но сон не шел, вместо него в голове крутились мрачные мысли. Как же случилось, что он стал таким одиноким и теперь в мире существует лишь один человек, с которым можно поговорить? Все друзья из его прошлого — школьные, университетские — разлетелись кто куда, а его взрослая жизнь, хотя в ней и жила мечта получить когда-нибудь ученую степень в области правоведения, все же оказалась подчинена лишь одному — заботе о Ребекке. Бэррону пришлось искать постоянную работу и выполнять ее как можно лучше, чего ему и удалось добиться в Управлении полиции Лос-Анджелеса. И хотя ему, безусловно, приходилось общаться со многими коллегами — патрульными и детективами, — никто из них не стал его другом.

И его, и Ребекку усыновили детьми после смерти родителей. Приемные мать и отец практически ничего о них не рассказывали и не допускали никаких контактов с бывшими родственниками, так что даже если у Джона и Ребекки остались какие-нибудь дяди, тети или двоюродные братья с сестрами, то они об этом не знали. Более того, их приемный отец был иудеем, мать — католичкой, поэтому они воспитывали детей вне каких-либо религиозных установок. Таким образом и пастор, и священник, и раввин были исключены из круга общения. То, что заботу о Ребекке затем взяли на себя монахини, было лишь стечением обстоятельств — пансионат Святого Франциска оказался доступным Джону в финансовом отношении. Что касается лечения, то за восемь лет, проведенных там, Ребекку наблюдали пять различных психотерапевтов, но ни одному из них, даже казавшейся весьма компетентной доктору Фланнери, не удалось ни на дюйм вытащить девушку из темной пропасти психической травмы, на дне которой она пребывала. И это никак не способствовало более комфортабельному существованию на этом свете Джона Бэррона.

Вот так и вышло, что из миллиардов живущих на земле людей он мог открыть свое сердце только двоим — Ребекке и Дэну Форду. Но, хуже того, по известным причинам сейчас он не мог откровенно поговорить ни с одним из них.

3.34-3.57

Наконец сон начал мягко обволакивать его. Погружаясь в уютную тьму, Бэррон вдруг увидел направлявшуюся к нему тень. Это был Вальпараисо, с пистолетом в руке. А потом появился Донлан — скорчившись на полу, он трясся от страха. Марти подошел к нему и приставил пистолет к его виску.

— Нет! Не надо! — закричал Донлан.

Бах!