Экспаты - Крис Павон Страница 17

А Кейт задумалась, не подстроена ли эта встреча. Она засела с компьютером перед окном, в своей квартирке на верхнем этаже желтого кирпичного дома, постаравшись отвлечься от приглушенного городского шума и воплей новорожденного младенца этажом ниже. Подключилась к закрытому серверу и стала досконально изучать всех Декстеров Муров Америки, пока не вышла на того, который ее интересовал. Отследила его по номеру карточки социального страхования по всем базам данных, просмотрев все сведения на сайтах его колледжа, потом Отдела образования округа и штата Арканзас, затем исследовала полицейское досье на его отца (нападение с применением насилия в Мемфисе) и военное досье на старшего брата, погибшего в Боснии.

Через час она была вполне удовлетворена: этот Декстер Мур вполне приличный гражданин. Она набрала его номер и пригласила в кино. В конце того месяца Кейт должна была уехать недели на четыре, а может и больше, в Гватемалу, причем основную часть этого времени предстояло провести на севере, в джунглях.

Два года спустя она забралась еще глубже, просмотрев записи его телефонных разговоров, сведения из банков, а также незаметно сняла отпечатки его пальцев, проверив их потом по базе данных ЦРУ. И снова убедилась, что Декстер и впрямь тот, за кого себя выдает, совершенно обычный, честный и, несомненно, уважаемый человек.

А она уже сказала ему «да».

Это было шесть лет назад. Тогда она еще умела держать в узде свое обычное недоверие к людям, пыталась снова поверить, что жизнь может и не приносить неприятных сюрпризов. Эту веру она растеряла почти целиком еще будучи тинейджером, когда на семью одна за другой обрушились разнообразные беды.

И тогда она поверила — очень хотела поверить, ей просто необходимо было поверить, — что может забыть свой цинизм, выйти замуж за этого мужчину и начать некое подобие нормальной семейной жизни. Изучив его и удовлетворившись результатами, она дала себе слово больше никогда не заниматься ничем подобным.

Уже тогда Кейт поняла, что это вполне могло оказаться преднамеренным самообманом и она сама себя ввела в заблуждение и пребывала в нем все последующие годы.

— Бен! — позвала она младшего и указала ему место рядом с собой.

— Что?

— Поди сюда. — Она обняла его, и мальчик прижался к ней, обхватив за бедра ручонками. — Я тебя люблю, — сказала она.

— И я тебя, мамочка, но мне надо бежать, так что пока. Я люблю тебя, пока.

Да, конечно, это могло быть самообманом. Но именно к нему она и стремилась, чтобы заполучить вот это.

Кейт ничего не могла с собой поделать. Она просмотрела содержимое книжного шкафа, быстро проглядывая банковские счета, распечатки операций по кредитным картам, страховые полисы и старые счета за коммуналку. Ничего. Потом сделала еще один заход, доставая из верхнего ящика одну папку за другой, просматривая каждый клочок бумаги, пролистывая инструкции по эксплуатации компьютерных гаджетов и устройств, всяких там внешних дисководов и накопителей, а также стереосистемы, которая, как она точно знала, осталась в Вашингтоне.

Потом налила себе новую чашку кофе и вернулась к нижнему ящику, начав с задней его части. И наткнулась на старую папку из толстой манильской бумаги с потрескавшейся и оборванной по краям этикеткой с надписью «Выплаты по закладной». Внутри, за стандартным бланком заявления о ссуде на приобретение дома и перед банковским подтверждением наличия средств на текущем счете, она наконец обнаружила то, что искала: короткий контракт на предоставление услуг, заключенный между Декстером Муром и «Континентал Юропиэн Бэнк».

Кейт дважды прочитала две страницы, заполненные сплошным канцеляритом. И не обнаружила ничего примечательного.

Суммируя полученные ощущения, она могла сказать, что разозлилась на Декстера, спрятавшего от нее этот контракт. Но конечно же, именно так он и должен был поступить, если не хотел сообщать ей название банка.

Значит, следует его простить. И она тут же отругала себя за эти подозрения и за то, что сует нос в его дела, шпионит за ним. За те самые действия, которые зарекалась никогда не предпринимать, за чувства, которые не следует себе позволять.

Потом она и себя простила и отправилась в школу забирать детей.

— Мои родители умерли, оба, — сказала Кейт. — И мы с сестрой давно похоронили их, одного за другим.

— Боже мой! — сказала Джулия. — А где теперь ваша сестра?

— В Хартфорде, кажется. Может, в Нью-Лондоне. Мы не общаемся.

— Рассорились?

— Ну, не то чтобы, — пожала плечами Кейт. — Эмили здорово пьет. И наркотой балуется.

— Боже мой!

— Когда родители заболели, мы не получили никакой помощи. Да и денег тоже, коль на то пошло. Родители еще не достигли пенсионного возраста, а завод, где работал отец, закрылся. Там производили всякую электронику. Так что они перебивались на разных временных работах, не имели нормальной медицинской страховки. И когда заболели, о них все просто забыли. Кинули их. Это просто чудовищно, как с ними обошлись.

— И именно поэтому вы уехали из страны?

— Нет. Мы перебрались сюда за новыми впечатлениями. Но думаю, у меня и впрямь осталась какая-то обида. Нет, наверное, все-таки не обида. Может, разочарование? Не поймите меня неправильно: я люблю Америку. Но не все в Америке мне нравится. Так вот, моя сестрица как бы выпала из семьи после всех обрушившихся на нас несчастий. И загубила свою жизнь.

Если Эмили потерялась в алкогольном и наркотическом забвении, то сама Кейт погрузилась в полную бесчувственность, ни к кому не привязанная, неспособная на любовь. Этакий трудоголик-одиночка. И начала осваивать одну из тех ролей, которые впоследствии определят ее взрослую жизнь: роль жертвы, мученицы. Основного добытчика, главного попечителя, ухаживающего за больными и тянущего на себе домашнее хозяйство. Сплошные жертвы. Сплошные страдания. Кейт никогда не осознавала, что получает странное удовольствие от этого своего качества, пока необходимость в нем не отпала и оно не исчезло.

— В конечном итоге я перестала заботиться об Эмили. Ей уже ничто не могло помочь.

— И вы прекратили с ней общаться?

— Да она никогда и не стремилась поддерживать отношения. И как только родители умерли, оборвалась последняя ниточка. А с остальными родственниками мы никогда не были близки. Так что для меня это оказалось совсем нетрудно — я просто перестала ей звонить.

Это было неправдой. Кейт годами поддерживала связь с Эмили после смерти родителей, все время, пока училась в колледже, а Эмили опускалась все ниже и ниже, впадая в нищету. Но когда Кейт поступила в контору, общение с Эмили превратилось не только в личную трагедию, но и препятствовало дальнейшему профессиональному и карьерному росту — камень на шее, который мог быть использован против нее. Кейт отлично понимала, что должна изжить чувство сострадания, содрать с себя эту обузу, избавиться от жалости, как избавляются от грязной порванной одежды, которую уже нельзя ни вычистить, ни починить, а надо просто выкинуть на помойку.