Запретная книга - Джоселин Годвин Страница 17

— Это невозможно сравнивать! — вмешался кардинал. Покоившийся у него на животе золотой крест чуть подпрыгнул.

— Позвольте, я закончу… ваше преосвященство, — попросил сенатор и вновь обернулся к камере. — Историю не переписать. Остается только жить со своими грехами и грехами ближнего. Нельзя вести открытый диалог, пытаясь при этом сгладить различия. Разногласия между христианами и мусульманами были всегда, они уходят корнями к истокам этих вер.

— Нет, нет и нет! — перебил его кардинал. — На фундаментальном уровне эти веры не различаются.

— Поясните…

Лео выключил телевизор — его не интересовали теологические споры, адаптированные для широкой аудитории. Впрочем, досмотреть шоу стоило — под конец сенатор заявил, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента.

Население Европы отреагировало бурно и жестко. В Испании под серьезной угрозой оказались четыреста мест религиозного поклонения. В Сантьяго толпа ворвалась в парк, где строилась мечеть, подожгла стройплощадку, повредила бульдозеры и краны, прежде чем полиция (без особого энтузиазма) разогнала их. Власти и общественность поспешно обвинили во взрыве мусульман. 25 июля, в день поминовения апостола Иакова, покровителя Испании, узкие улочки средневекового городка были переполнены людьми: тысячи паломников, туристы всех возрастов, студенты, зеваки… Предполагалось, что террорист заложил бомбу у подножия статуи, а после взрыва затерялся в толпе.

Строительство мечети в Сантьяго приостановили на неопределенный срок, особенно после того, как выяснилось, что большинство мечетей в Испании финансируется Марокко и Саудовской Аравией, а многие связаны с ваххабитами, чья доктрина доминирует в Саудовской Аравии. Директор Испанского центра изучения проблем мира и разрешения конфликтов заявил на заседании парламента, что «влияние ваххабизма потенциально опасно и предполагает постоянную угрозу террора». На это заседание премьер-министр «пригласил» посла Саудовской Аравии, который «отклонил» приглашение и улетел назад на родину, оставив дипломатические отношения между двумя странами в «подвешенном» состоянии.

Строительство мечетей приостановили по всей Западной Европе. Официально правительства объяснили подобный радикальный шаг нежеланием «взращивать террористов на своей земле». Турцию решили не принимать в Европейский союз. Повсюду звучал новый националистический лозунг: «Ассимилируйтесь или убирайтесь!»

Те, кто мог, уехали. На мусульман, оставшихся в Европе, обрушился гнев коренного населения.

Папа римский огорчился, но происходящее его не устрашило, он надеялся на помощь Господа Всемогущего. Основную ставку понтифик делал на программу «Раскроем объятия всем верующим» и продолжал ее с прежней решимостью.

Отчаянно пытаясь наладить отношения с Европой, турецкое правительство пригласило папу в Стамбул. Шаг был беспрецедентный, и святой отец им воспользовался: отслужил первую за пять с половиной столетий мессу в Айя-София — соборе, обращенном в мечеть, а позже в музей. Службу папа провел на турецком (в меру скромных способностей), но внимательные слушатели заметили значительные отступления от канонического текста.

По утрам Лео и другие терциарии собирались на молитву в часовне Дальгрен на территории кампуса.

Один из членов группы, профессор богословия, пригласил Лео в факультетский кафетерий.

— Лео, — начал профессор, присев за стол, — вы знаете, что вчера папа отслужил мессу в Стамбуле? Ему либо подсунули неадекватный перевод, либо он читал версию, скроенную под наших мусульманских братьев.

— Что он наговорил?

— Я толком не понял, но очевидцы утверждают, будто папа начисто «лишил» Христа божественности. Проповедь была на обычную ныне тему: о единении сынов Авраама. Папа заявил, что для Бога добрый мусульманин — все равно что добрый христианин.

— Тогда Богу не помешают очки! А папе не следует мнить себя Божьим оптиком, — вмешался в разговор коллега.

Лео рассмеялся.

В это время в миле от университета папский нунций Макграт сидел в кабинете сенатора Криса Роулендсона. Худощавый иезуит в повседневном черном костюме с пасторским воротничком разительно отличался от архиепископа и был гораздо умнее. Понятно было, что недавнее назначение не лишит его способности мыслить критично.

Сенатор жестом пригласил нунция сесть, сам опустился рядом.

— Профессор Макграт, вы, как нунций папы римского, представляете интересы Святого престола в Штатах. Заставляет ли клятва верности изменить ваше личное мнение?

— Я пытаюсь найти ответ на этот вопрос с тех пор, как вынесли на обсуждение мою кандидатуру на пост нунция, — откровенно признался иезуит и, помолчав, строго добавил: — Я пришел к заключению, что клятву я принес не святому отцу, а Богу. Следовательно, я посланник Церкви, а не личный посол его святейшества. Если разум подскажет мне, что действия папы неверны, я приму это к сведению.

— И уйдете в отставку? Обычно так поступают послы.

Отец Макграт слегка улыбнулся и медленно, с нажимом произнес:

— Не обязательно. Если я смогу принести пользу, то не оставлю пост, пока меня не отзовут.

— Простите, отче, но вы, похоже, затеяли двойную игру, — раздраженно заметил сенатор. Однако, по сути, он был рад, что перед ним — политик, родная душа.

Иезуит поджал губы.

— Я бы выразился иначе: мы, иезуиты, всегда находились в стесненных обстоятельствах, нас не признавали ни Ватикан, ни светские власти. Мы — орден монахов-воинов. Мы не боремся при помощи физического оружия, но в этом мире мы как на войне, будто… будто на оккупированной территории.

— Оккупированной кем?

— Дьяволом, если говорить откровенно.

— Вот как…

Рассуждения иезуита о религиозных правах не отличались от взглядов его коллег.

— Порой приходится прибегать к некоторым ухищрениям. Но мне хотелось бы спросить…

— Разумеется.

— Станет ли ассимиляция мусульман темой вашей предвыборной кампании? Я интересуюсь не из праздного любопытства — это довольно больной вопрос для его святейшества. Не хотелось бы оказаться в затруднительном положении.

Сенатор облегченно вздохнул — с «больными вопросами» он сталкивался каждый день.

— Да, конечно. Но ассимиляция — только половина темы. Больший упор я сделаю на единство с Европой. Нужно наладить мосты с нашими единомышленниками. По-моему, Джон — не возражаете, если я буду звать вас по имени? — в ближайшие двадцать — тридцать лет следует ожидать двух вариантов развития событий. Первый: Европа в национальном плане станет напоминать шахматную доску, ее экономика пойдет на спад, встанет проблема социальной нестабильности, и возрастет враждебный настрой по отношению к США. Или же Европа примет мудрое решение и обретет руку помощи, протянутую через океан. Я надеюсь создать Трансатлантический альянс, как в конце Второй мировой.