Ничего не говори - Брэд Паркс Страница 17

– Нет, фильм.

Это действительно было необычно, потому что, во-первых, мультики про трансформеров в нашем доме запрещены (слишком жестокие), а во-вторых, телевизор в машине мы включаем только во время дальних поездок. Похитители, вероятно, подумали – и не без основания, – что это отвлечет ребят и они не заметят, что за рулем сидит незнакомый человек.

– Сынок, а кто вел машину? – спросила Элисон.

Жена придавала этому вопросу большое значение.

Сэм поднял на нее взгляд, в котором читалось по-детски искреннее недоумение.

– Ты, мама, – сказала он.

– Нет, малыш, это была не мама, – тут же ответила Элисон, – а другой человек, одевшийся так, чтобы выдать себя за маму.

На что Сэм ответил:

– Ага.

– Например, Джастина, – предположила Элисон, – это была она?

Сын замотал головой.

– Нет, мама.

Элисон нахмурилась. Решив, что эта тема исчерпана, я спросил:

– И что было потом? После того, как вас забрали из школы?

– Ну… мы поехали по большой дороге, – так Сэм описывал трассу 17, – но потом свернули на маленькую.

– На какую? – спросила Элисон.

– Не знаю. Но точно не на нашу. Я спросил: «Мам, а куда мы едем?», но ты ничего не ответила.

– Сэмми, это была не мама, помнишь?

– Ага, – повторил он.

Чтобы не зацикливаться на этом вопросе, я спросил:

– А что было после того, как вы свернули на маленькую дорогу?

– «Хонда» остановилась. Потом к нам подошли какие-то дяди, сказали выйти и сесть в фургон.

– Расскажи мне о них, – мягко попросил я.

Сэм заерзал на диване. В его глазах мелькнул страх. Если до этого момента он просто рассказывал о необычной поездке из школы домой, то дальнейшее его по-настоящему напугало.

Рассказывать снова стало трудно. Он лишь переводил взгляд с матери на меня и обратно. Элисон усадила его к себе на колени и обняла.

– Сынок, я знаю, тебе не хочется об этом говорить, но нам с папой это очень-очень важно. Так что давай попытаемся, хорошо?

Стремясь выполнить просьбу матери и наконец чувствуя себя в полной безопасности у нее на коленях, Сэм все-таки заговорил:

– Они были противные. И совсем мне не понравились.

– Кто-нибудь из них тебя обижал? – спросил я.

Сэм не ответил.

– Почему ты молчишь, сынок? – сказала Элисон, сильнее прижимая сына к себе. – Все хорошо. Ты можешь рассказать нам все, что угодно, даже самое плохое. Папа же сказал, ты ни в чем не виноват.

Тогда Сэм посмотрел мне прямо в глаза.

– У одного из них был нож. Он показал его мне. Такой большой-большой нож.

Теперь уже мы с Элисон лишились дара речи.

– Он отрезал мне волосы, – продолжал Сэм, – а потом сказал, что в следующий раз перережет мне горло. Сказал, что ему нравится перерезать людям горло.

К счастью, Сэм сидел к матери спиной. Она и раньше была бледной, а теперь в ее лице не было ни кровинки.

Я хотел отвлечь его от воспоминаний о ноже и сказал:

– Малыш, а как они выглядели, эти дяди?

– У них были колючие лица.

Колючими Эмма и Сэм называли бородачей.

– Очень колючие. И они странно разговаривали.

– Странно – это как? – спросил я. – Будто на другом языке?

– Ага. Сплошные «ррр» и «гха», – ответил он, имитируя гортанные звуки.

– А на английском они хоть раз говорили? – задал я следующий вопрос.

– Да, но тоже странно.

– То есть с акцентом?

– Ага, – ответил сын.

– Таким же, как у Джастины? – спросила Элисон.

– Не знаю. Вообще-то нет, – сказал Сэм.

Его слова еще ни о чем не говорили. Я не думаю, что шестилетний мальчик обладает достаточным жизненным опытом, чтобы определить происхождение того или иного акцента. В сухом остатке у нас было только одно: двое бородатых, размахивающих ножом иностранцев пришли и запихнули моих детей в фургон.

И что еще страшнее, они не побоялись показать Сэму свои лица. Подобная наглость означает, что они ничего не боятся и совершенно уверены, что их не поймают. Потому что знают – их план безупречен.

– Расскажи мне про фургон.

– Ну… он был больше «Хонды». Похож на грузовик. Но не совсем большой грузовик. Они посадили нас сзади. Сидений не было, мы сели на пол.

– А на улицу ты смотрел? Окна в машине были? – спросила Элисон.

Сэм покачал головой.

– Фургон поехал, – сказал Сэм. – Мам, прости меня, но я не пристегнул ремень, его там не было.

– Ничего страшного, Сэмми.

– Вы долго ехали? – спросил я, надеясь хотя бы понять, далеко ли их увезли.

– Не знаю, – сказал Сэм.

Его чувство времени еще не сформировалось окончательно.

– Дольше, чем длится программа по телевизору, или нет? – спросила Элисон.

– Примерно столько же, – ответил Сэм.

Допустим, полчаса. Это означает, что их могли держать в любом уголке Юго-Восточной Вирджинии, на участке примерно в тысячу квадратных миль. Мы могли бы до конца жизни колесить по окрестностям и стучаться в двери, но так и не узнать, где прячут Эмму.

– Что же было потом? – спросила Элисон.

– Ну, фургон все ехал и ехал. А потом эти дяди нас похватали. Просто… похватали, и все. Они вели себя очень грубо.

Сэм прижал к бокам локти и изобразил когтистые лапы тираннозавра.

– Они вытащили вас через заднюю дверцу фургона? – спросил я.

– Ага. Потом нас отвели в дом.

– Где стоит дом, ты видел? – спросил я.

– Ну, вокруг в основном деревья. Много деревьев. Все большие.

Значит, детей прятали в густом лесу. Будто в сказке братьев Гримм.

– И куда вы пошли в доме?

– В ту комнату.

– Как она выглядела? – спросил я.

– Маленькая. На окнах коробки.

Я решил, что похитители закрыли стекла картоном.

– Я смотрел по телевизору «Губку Боба» и «Дору». Потом спросил, можно ли мне к Эмме, но они сказали, что нельзя.

– А дверь ты пытался открыть? – вновь задал я вопрос.

– Ее заперли на ключ, – ответил Сэм.

– Что было потом?

– Я все время говорил им, что хочу есть. А они отвечали: «Заткнись! Заткнись!» Прости, мам, я знаю, что это плохое слово, но они так и говорили.