Татуировка (сборник) - Александр Варго Страница 16

Алексей поморщился и пробурчал:

– Когда уже твои дружки явятся?

Худощавый посмотрел на часы.

– Уже должны быть! Но если ждать не хочешь, можешь идти.

Москарев хмыкнул и сплюнул на грязный пол.

Через минуту в помещение старого завода ввалились остальные трое «братьев». Выглядели они почти одинаково, разодетые в модные, но непонятные Алексею одежды. Они называли свои имена, но он их не запомнил, даже лица парней казались ему одинаковыми. Он смотрел на них сквозь свой внутренний фильтр, который отодвигал на задний план все, что казалось Алексею неважным. У него была цель, на лишнее он не отвлекался.

Парни были навеселе. О чем-то шутили и громко хохотали, но, заметив недовольное лицо Москарева, утомленного ожиданием, вмиг успокоились. Приглушили голоса, перестали ржать.

Пожали руку Москареву и зашептались о чем-то между собой.

Алексей посмотрел на улицу через пустую оконную раму. Солнце почти село: пора начинать, чтобы побыстрее покончить с этим.

Он не понимал, по каким причинам Мать требовала, чтобы он сюда приходил, что он должен тут увидеть? Что могут открыть ему эти недоноски? Но раз так она решила, значит, смысл был. Может, кто-то из них должен стать следующим?..

– Алексей! – позвал один из парней в длинной, болотного цвета куртке ниже колен, напоминающей потрепанный мешок или безразмерное одеяние средневекового крестьянина. – Пойдемте.

Парни двинулись по коридору. Москарев медленно поднялся, размял затекшие ноги и пошел за ними, чувствуя запах табачного дыма, шлейфом тянущегося от них.

Они вошли в небольшое темное помещение без окон. Абсолютно пустое, если не считать разбросанного тут и там мусора, который, вероятно, сами «братья» и набросали. Должно быть, раньше, подумал Москарев, здесь было что-то вроде подсобки или небольшого склада.

Один из парней начал возиться с костром. Дрова еще раньше принес тощий и уложил их в центре комнаты.

Когда огонь разгорелся, на старых бетонных стенах заплясали тени. Пламя искажало силуэты рассевшихся вокруг костра парней, придавало их лицам оттенок чего-то мистического. На мгновение Алексей даже ощутил приятную атмосферу таинственности.

После того как был зачитан манифест, начались тихие исповеди. Ребята нарочно говорили полушепотом, стараясь придать своим голосам наигранной мрачности и нелепого надрыва. Тощий старался больше всех. Пока он говорил, Алексей несколько раз сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху, и прятал улыбку, устроившись дальше всех от костра.

Он ждал. Ждал, когда же все наконец закончится, но тут тощий, совсем вошедший в раж, вдруг повернулся к Алексею и сказал:

– А что ты нам расскажешь? Пришло время поделиться с нами. Или Мать больше не обращается к тебе?

Москарев едва пересилил себя, чтобы не послать ублюдка подальше.

– Ну, так что же? – не унимался тощий.

Алексей оглядел «братьев»: они все смотрели на него.

– Кажется, я вам все рассказал, – сказал он снисходительно.

– Мне этого мало, – сказал тощий. – Думаю, Мать оставила тебя. Может, пришло время уйти и тебе?

– Слушай, кретин! – взорвался Москарев и резко встал. – Прикрой-ка свой поганый рот! Никто из вас, идиотов, никогда не слышал голос Матери! Вы бы штаны свои обмочили, если бы она вас позвала. Вы даже близко не знаете – каково это! Собрались тут в кружок, херней страдаете, в уши друг другу помои льете!

– Полегче, дядя, – ответил парень в длинной куртке.

Алексей тяжело дышал. Он чувствовал облегчение от того, что наконец-то выговорился, но, с другой стороны, понимал, что эти молодчики при желании легко его закопают прямо здесь после таких слов.

– Знаешь, – сказал тощий. – Мне кажется, Мать выбрала жертву. Этот дядя не зря к нам пришел.

Москарев фыркнул.

– Смешно тебе? – Тощий забавлялся, покручивая в руках незажженную сигарету.

– Да, – ответил Алексей. – Мне смешно!

Он втянул воздух ноздрями и закашлялся. Воняло гнилью.

Парни тоже стали принюхиваться.

– Чуете? – спросил кто-то из парней. – Вонь какая!

– Да это старик обделался, – хохотнул тощий, но вдруг его лицо исказила гримаса. – В натуре воняет – жесть…

Москарев улыбнулся. Ему был знаком этот запах. Что-то грядет, что-то важное. Мать проявляет себя, значит, он все сделал правильно.

– Что за херня?! – вскрикнул вдруг тощий и подскочил. Он показывал пальцем на стену и весь трясся.

Все повернулись и посмотрели, куда он указывал. Стена дрожала. В отблесках пламени на ней влажно блестело что-то бледно-красное, словно воспаленный нарыв или раненая кожа. Плоть, покрытая крупными порами.

– Бля, – выдохнул лысый парень. – Это ты сделал? – выкрикнул он, повернувшись к Алексею. И, не дожидаясь ответа, кинулся прочь из комнаты мимо смеющегося Москарева.

– Саня, Саня, валим! – крикнул тот, что в длинной куртке.

Еще один из «братьев», до того хранивший молчание, бросился бежать.

Москарев видел, как плоть стремительно покрывает стены, двигаясь все быстрее, и вместе с этим в комнате становилось невыносимо жарко. Темнота уступала красному мареву, похожему на туман, – дыханию самой Матери. Плоть стала проступать на полу.

– Нахер все! – выкрикнул тощий и, схватив за плечо приятеля, кинулся прочь.

Алексей остался один. Он и не думал уходить. Более того, был уверен, что и этим утыркам далеко не убежать. Он продолжал стоять на месте и улыбаться, пока плоть не настигла его. Она забиралась выше, оплетая его ноги, затем торс, шею и руки.

Мать дарила ему новые, обжигающе горячие одежды. Возвращала в утробу, которую он когда-то покинул. Он словно возвращался домой. Слышал ее сердцебиение, ее дыхание, ее голос.

Она звала его.