Доктор Шанс - Кем Нанн Страница 16

Школа располагалась рядом с яхтенным причалом и выходила окнами на залив. Подходя к кораллового цвета зданиям, Шанс обнаружил, что ветер крепчает, вихрясь под пролетом моста Золотые Ворота, залив покрылся барашками, а вдалеке виднеется Алькатрас. При виде этой старой тюрьмы Шанс сразу подумал о полицейских, которые пошли по кривой дорожке, и серо-стальных глазах детектива Блэкстоуна.

Дочь, Николь, в одиночестве ждала его под деревом. Заметив его машину, она пошла навстречу, будто осужденная, двумя руками прижимая к груди блокнот. Так она давала понять, что жена сообщила ей о смене школы. Шанс мог только представить, в какой форме Карла подала эту новость. Николь открыла дверь машины и села. Девочка недавно плакала. Они постояли минутку, мимо ехали автомобили, ветер с залива швырял в лобовое стекло мелкие капли. Дочь явно решила стоически переносить невзгоды.

– Прости, Никки, – сказал наконец Шанс. – Если бы можно было найти другой способ…

– Как насчет того, чтобы остаться с мамой?

Шанс вздохнул. Он считал дурным тоном рассказывать, что именно мама все затеяла, и тем самым возложить на нее вину, хотя, в сущности, развод действительно был идеей Карлы. Интересно, подумал он, неужели Николь до сих пор не знала о тренере-дислексике, и решил, что возможно все.

– Тут все непросто, Николь. Ты можешь не знать всех деталей, но наверняка понимаешь, что тут все непросто.

Дочь закусила губу и уставилась в окно.

– Я знаю, как ты любишь «Хэвенвуд». Но есть же и другие хорошие школы…

– «Марина Саут» отстой.

Так называлась государственная школа неподалеку от дома, где они раньше жили.

– Да, – сказал Шанс, – «Марина Саут» действительно отстой. Я все проверил, изучил вопрос и знаю это. Но я сейчас говорю о том, что хорошие школы есть на другой стороне залива, в Беркли.

– Мы живем не в Беркли.

– Это сейчас мы живем не в Беркли. Но я присматриваюсь к тем местам. Если я найду где-то там квартиру…

– Найди лучше квартиру где-то здесь.

Казалось, она беседует с деревьями за окном и с той самой минуты, как села в автомобиль, очень старается не смотреть на Шанса. Он накрыл рукой ее ладошку и сказал:

– Николь, – потом дождался, когда дочь на него посмотрит. – Это тяжело. Это тяжело для каждого из нас. Но в жизни иногда так бывает. И я хочу, чтобы ты знала, что я делаю для тебя все, что могу, и всегда буду делать. Я очень тебя люблю.

На ее глаза опять навернулись слезы, и она отвернулась.

– Я знаю. – Голосок звучал слабо.

Неестественно слабо, мог бы подумать кто-то посторонний, но Шанс знал, что она искренна и в своей боли, и в своем стоицизме.

– Мы со всем справимся, – сказал он ей. – Все решим. Вот увидишь.

Она кивнула. Шанс слегка сжал ее ладонь, и дочь ответила тем же.

– Я знаю, – опять сказала она еще тише, чем раньше.

Шанс выпустил ее руку и переключил передачу. Он всем сердцем тянулся к ней. Мир, каким она его знала, разрушался прямо у нее на глазах. Он где-то читал, что семья – это орудие горя, и вот настали времена, когда, похоже, так оно и было, и Шанс еще раз взглянул на казавшуюся призрачной старую тюрьму на продуваемой всеми ветрами скале.

Он высадил дочь возле своего бывшего дома, посмотрел за тем, как она вошла внутрь. На углу участка послеполуденный ветер трепал выставленный риелтором транспарант. Оттуда Шанс снова поехал прямо к себе в офис. Тут все уже было закрыто. Он прошел знакомыми лестницами и коридорами, открыл свой кабинет и некоторое время рылся в бумагах, пока не нашел карточку Жаклин Блэкстоун. Среди всего прочего в ней был опросник, который она заполнила во время своего первого посещения, с ее нынешним адресом и номером телефона. Забрав карточку, Шанс ушел, обменявшись любезностями с охранником в холле здания, с полным ощущением того, что избежал возмездия за какой-то проступок.

Вечером он в одиночестве сидел у себя в квартире. Это уже становилось нормой. Он думал закончить заключение по доку Билли, ведь орегонский родственник торопил, и ожидалось, что дело до конца лета поступит в суд, но никак не мог собраться с силами. Вместо этого Шанс сидел со ставшей уже традиционной бутылкой вина, смотрел, как за окном на улице клубится туман, и размышлял над проблемами Жаклин Блэкстоун.

Если, невзирая на паранойю женщины, все-таки принять на веру ее слова, ситуация больше походила на лабиринт, в котором на каждом повороте упираешься в тупик. В своем первоначальном отчете он не мог не отметить, что она принимает нейролептики – кто-то прописал ей трилафон. Тогда он оставил комментарий: «От употребления допамин-блокатора перфеназина у больной возможен побочный эффект в виде акатизии» ^[23]. Сейчас замечание предстало в новом свете. Тогда его беспокоило, что акатизию могут ошибочно принять за повышение тревожности, в результате увеличат дозу блокаторов допамина и только ухудшат ситуацию (во всяком случае, в том, что касается тревожности и паранойи), усилив тот самый страх, который ей нужно преодолеть, чтобы освободиться от мужа-хищника. Но потом он навестил ее в больнице. Сотрясение мозга вовсе не было фантазией. Как и сломанная кость вместе с защемленной мышцей. Не исключено, что она постоянно подвергалась насилию. На протяжении своей жизни он каждый день видел таких людей – сломленных созданий, кружащихся на карусели когнитивной и медикаментозной терапии, страдающих потерей памяти и галлюцинациями. В конце концов, благодаря им он зарабатывал на жизнь. Он еще раз открыл карточку Жаклин, перечитывая записи, сделанные после ее первого посещения. «Я считаю важным, – отмечал он тогда, – чтобы отвергаемый аспект ее натуры был проработан и в идеале интегрирован в основную личность». Итак, она постаралась, следуя его совету, это сделать и в качестве вознаграждения получила койку в отделении травматологии и медицинские счета, которые теперь будут преследовать ее долгие годы.

Потом на глаза Шансу попался один фрагмент: «Нельзя исключать, что в ее отношениях с мужем присутствуют черты мазохизма». Это могло быть и правдой. Но она решила прекратить отношения всего после недели психотерапии. Больным тут был муж. Шанс сам сталкивался с этим монстром и оказался не на высоте. Он еще раз подумал о том, как она пришла на первый прием и почти без эмоций описала раскол собственной личности. Жизнь редко, заключил он, подкидывает ему такие сюжеты. Достаточно сказать, что большинство людей, которых он видел во время своей практики, объединяло то, что они уже добрались до точки, из которой нет возврата. А Жаклин и, раз уж на то пошло, Мариэлла Франко и еще буквально несколько людей будили в нем веру, что время еще есть, что та или иная форма вмешательства все еще возможна. И хотя в основном, за исключением одного-единственного случая, все его чувства на этом благополучно заканчивались, Жаклин Блэкстоун влекла его куда-то глубже. Возможно, сыграло роль ее появление у него в кабинете, биение ее пульса, которое он чувствовал своей ладонью, потому что… вопреки обычной сдержанности, сомнениям, у него начал формироваться настоящий, и даже в чем-то вполне реальный план действий. Его следовало бы обдумать поутру, просто для уверенности, но Шанс был слегка навеселе и горел желанием поделиться своей идеей. И к тому же у него был ее телефон. Она ответила после второго гудка.