Желанное дитя - Лиза Скоттолайн Страница 16

– Да я говорю не о законе, я говорю о том, что правильно и честно! Как вы можете так – зная правду, отказывать мне в праве на эту правду! Разве у вас есть на это моральное право? Разве я не заслуживаю того, чтобы узнать эту правду? Вы не можете держать ее при себе – правда вам не принадлежит!

– Мистер Нилссон, пожалуйста, подождите секундочку.

Маркус не опускал трубку, пока там была тишина, он, кажется, забыл о том, что Кристина находится здесь же, в спальне. Потом телефон щелкнул – миссис Демипетто вернулась на линию.

– Мистер Нилссон, я вынуждена закончить наш разговор. Как вам, должно быть, известно, Хоумстед входит в Fertility Assurance Associates, и я могу перезвонить вам завтра во время рабочего дня…

– Нет, не вешайте трубку! Я хочу поговорить обо всем немедленно, сейчас. Я не хочу…

– Простите. У меня есть обязанности – и я должна к ним вернуться. Еще раз заверяю вас, что мы учтем все ваши пожелания и кто-нибудь обязательно свяжется с вами в ближайшее время.

– Вам что, запретили со мной говорить?

– Простите, мистер Нилссон, мне нужно идти. Спасибо за ваш звонок, завтра вам перезвонят. До свидания.

Маркус повесил трубку и закусил губу чуть не до крови.

– Я звоню доктору. Мне нужно докопаться до сути, раз и навсегда!

Кристина слабо кивнула, сердце у нее колотилось, а Маркус уже искал в контактах телефон доктора Давидоу.

– Привет, доктор Давидоу, это Маркус Нилссон, Кристина на громкой связи.

– Здравствуйте, Маркус, Кристина, еще раз привет.

– Привет, – тихо откликнулась Кристина, отметив, что голос доктора сейчас звучит иначе, чем раньше: если в прошлый раз он говорил приветливо и заинтересованно, то сейчас в голосе отчетливо слышались тревога и напряжение.

– Доктор Давидоу, я знаю, что вы говорили сегодня по поводу донора 3319 с Кристиной. И знаю, что остальные образцы его спермы убрали из доступа. Вам об этом известно?

– Да, я разговаривал с Ли Энн из Хоумстеда. Как раз собирался набрать вам…

– И что она вам сказала?

– Она сказала, что они убирают донора 3319 до конца расследования. Я считаю, что с их стороны это будет самым благоразумным в создавшейся ситуации, и она со мной согласилась.

– Так все-таки наш донор это Закари Джефкот?

– Я не знаю, и тот факт, что его убрали из доступа вовсе не означает, что он Джефкот. Хоумстед сделал это на период расследования…

– Док, это он или нет? – Маркус почти кричал, он уже не мог держать себя в руках.

– Они не подтверждают и не опровергают это.

– Со мной то же самое. Вам они тоже не говорят? Но вы же их субподрядчик, ради всего святого!

Доктор Давидоу прочистил горло.

– Я знаю, это трудно понять, но они не раскрывают эту информацию никому, даже мне. У них определенные обязательства перед донором – и они их выполняют.

– Вы действительно не знаете – или просто не хотите знать?!

– Я действительно не знаю. Я их спрашивал – но они не говорят ни да, ни нет.

Кристина вжалась в спинку кровати, заметив, что Мерфи подполз поближе к ней и положил голову ей на бедро. Она положила руку на его теплую, мягкую, шелковистую голову и подумала: неизвестно, кому из нас сейчас это нужнее.

– Доктор Давидоу, они начали это свое расследование уже после разговора с вами, но до того, как убрали его из доступа?

– Этого я не знаю.

– А они убрали его из доступа уже после того, как вы с ними разговаривали?

– Донор 3319 был доступен во время нашего разговора, а мы разговаривали минут пятнадцать или даже полчаса. Я не знаю, когда они убрали 3319 из доступа, но когда я разговаривал с ними – он точно был еще доступен, так что я могу утверждать: таким образом они отреагировали на мой звонок.

– Разве это не означает, что это он убийца?

– Нет, не означает. Это означает только то, что они начали расследование.

– Да о каком расследовании вообще может идти речь?! У них есть имя этого парня! Для того чтобы заглянуть в файл – нужно всего-то три минуты!

– Нет, Маркус, все не так просто. Я уверен, что файлы доноров защищены паролями, а может быть даже зашифрованы. Далеко не все в Хоумстеде имеют к ним доступ. Так что ничего еще не известно.

– Ладно, это звучит убедительно, – Маркус задумался, потом кивнул.

– Слушайте, я никогда раньше не бывал в такой ситуации – даже в отдаленно похожей. Я беспокоюсь за вас и Кристину и думаю, что вам стоит завтра прийти ко мне, чтобы мы могли все это спокойно обсудить.

– А они позвонят вам, скажут результаты своего «расследования», когда выяснят все?

– Нет, не позвонят. Я их просил об этом – но они отказали.

– Но я ведь имею право знать эту информацию! – Маркус снова начал заводиться.

Пес повернул голову и с тревогой посмотрел на хозяина.

– Речь не идет о том, на что у вас есть право. Вопрос в том, что у Хоумстеда все законные основания вам ничего не говорить. Послушайте, я только что разговаривал с Мишель по телефону, думаю, вам обоим не помешает сеанс с ней, часа в четыре нормально?

– Мне не нужны сеансы психотерапевта! Мне нужен ответ. Моя жена, возможно, носит ребенка серийного убийцы!

Кристина при этих словах вздрогнула, как от удара.

Вот Маркус и сказал это вслух – и от этого все стало вдруг таким реальным. Слезы навернулись у нее на глаза. Это реально. Это правда. И теперь с ней все кончено – теперь вообще все кончено. Ее мечты о том, чтобы стать матерью, чтобы они стали родителями, мечты об их новой семье – всему этому пришел конец. Мысли у нее путались. Она вдруг поняла, что Маркус никогда не будет воспринимать этого ребенка как своего, никогда не будет ему настоящим отцом, а будет считать, что отцом ребенка является убийца, маньяк. Но она-то по-прежнему любила этого ребенка, он по-прежнему был ее ребенком, только теперь они с ребенком остались совсем одни, больше у них никого не было. Она одна будет тянуть лямку.

Маркус и доктор Давидоу продолжали разговор, но голоса их были все дальше и все неразборчивее. Кристина уже не слышала, что они говорили, не чувствовала пальцами теплую голову собаки. Маркус повернулся к ней, на лице его вспыхнула тревога, но она не могла ничего сказать. Комната вокруг нее закружилась, небесно-голубые стены и бра, струившие мягкий свет, куда-то исчезли, и она вдруг погрузилась в полную темноту. И больше она ничего не помнила – потому что потеряла сознание.