Продается дом с кошмарами - Светлана Гончаренко Страница 16

— А это молодой талантливый писатель, — вдруг объявил профессор и ткнул в сторону Кости пальцем.

Имя таланта он, кажется, забыл, зато аптекарша наконец улыбнулась. Даже блеснуло что-то её серых глазах — так рыбка мелькает под тонким льдом.

— И знаете, какая у таланта беда? — продолжил профессор. — Мёрзнет бедолага! Даже водка не помогает. Чего вы хотите? Пощупайте: слой подкожного жира у него нулевой.

Всё-таки пакостный оказался старик — такую чушь понёс про малознакомого человека!

Обидевшись, Костя пошёл к двери.

Аптекарша окликнула его:

— Постойте! Если вы мёрзнете…

— Я не мёрзну, — оборвал её Костя. — Просто я хочу растопить камин.

— Мы шли за хворостом в лес, — подхватил профессор, — однако ноги сами принесли нас сюда. Как всегда! Удивляетесь? Зря! Вы, Леночка, настоящий магнит! Мы хотели…

— Мне нужны дрова, — угрюмо закончил Костя.

— Дрова? Минуточку!

Аптекарша скользнула куда-то прочь. Скоро она вернулась с охапкой таких чудных, сливочной белизны поленьев, от каких не отказался бы и Бунин.

— У нас в аптеке отопление печное, никак газ не дотянут, — сообщила Леночка. — Дрова уже выписали на всю зиму. Берите! Нам хватит. И приходите ещё! Хорошие дрова, сухие, берёзовые!

— И к чему я вас в аптеку затащил? — сокрушался Фёдор Леопольдович на обратном пути.

Старик явно ревновал, но крепился.

— Это нонсенс, что женщинам нравятся писатели, — бормотал он себе под нос. — Даже самые невзрачные из писателей…

Костя попробовал его утешить:

— Поп-певцы нравятся женщинам ещё больше.

— Певцов у нас не бывает. Поймите, я на Леночку виды имею — когда-то это называлось «серьёзные намерения». Работает она теперь в Конопееве, а раньше была фельдшером у нас в Копытином Логу. Потом фельдшерский пункт прикрыли. Леночка через два дома от меня живёт. Скажите, когда-нибудь в жизни вы встречали такую красавицу?

— Встречал и получше.

— Лжёте! Где вам! Впрочем, вы видели её только за прилавком и не могли оценить формы.

— Формы чего?

— Да ну вас! Не слепой же вы? Сами перед ней так и рассыпались в комплиментах.

— Ничего подобного! Это не я рассыпался. Мне ваша аптекарша ничуть не понравилась.

Нести дрова в охапке было неудобно. Костя стал подозревать, что профессор нарочно выбрал самый трудный и извилистый обратный путь, чтоб помучить соперника. Дорога теперь шла всё время в гору, никакого ельника не было и в помине. Попадались лишь редкие осинки да какие-то трескучие кусты. Косте напекло голову. Очень хотелось бросить дрова и почесать коленки, исколотые мудрыми творениями природы.

— Не унывайте, юноша! — подзуживал профессор. — Писатель обязан впитывать в себя массу разнообразных впечатлений, чтоб потом облечь в слово радость, разочарование, боль, оргазм, тоску, восторг… Посмотрите лучше, как бодро шагают вон те женщины! Как лёгка их походка! А ведь каждой чёрт знает сколько лет.

— Это, наверное, дамы, которые видели, как спит Колчак?

— Они, сердешные. Травознавицы наши, целительницы-шептухи. Живучи, как галапагосские черепахи.

Три шептухи действительно показались в редколесье. Завидев их, профессор не стал валиться в кусты, как при встрече с Толькой Пироговым. Он весело раскланялся.

Старухи ответили сдержанно. Шли они порознь, на приличном расстоянии друг от друга. Поминутно они наклонялись, что-то срывали в траве и клали в свои громадные потрёпанные кошёлки. Все три шептухи имели зловещий вид. Оделись они по-походному, в несусветное тряпьё, и были друг от друга неотличимы, как сёстры-близнецы. Костя так и сказал профессору.

Тот захихикал:

— Никогда не рубите с плеча! Эх вы, писатель, инженер человеческих душ, как говаривал этот кошмарный товарищ Сталин! Нет, все три дамы очень разные. Вон та, в солдатских сапогах — Пелагея Демьяновна Пухначёва. Добрейшей души человек, но самогон варит отвратительный. Как можно спутать её с Марьей Афанасьевной Разиной, у которой весь нос в бородавках?

Теперь и Костя узнал старуху, наславшую смерч на Кристинку.

— А Матрёна Трофимовна Колыванова славится своей неуживчивостью, — продолжал Безносов тоном экскурсовода-энтузиаста. — Часто она дерётся с Разиной из-за ягодных мест. Узнать Матрёну Трофимовну легко по левому глазу, который всегда прикрыт. Глаз этот контужен шальной пулей её мужа-ревнивца, а окончательно вытек совсем недавно, накануне запуска первого искусственного спутника Земли.

«Меня теперь тоже — проклятый комар! — легко узнать по прикрытому глазу, — с горечью подумал Костя. — А ещё по репьям на затылке и занозам до локтей».

— Шептухи что! Вот ваша ближайшая деревенская соседка, Клавдия Степановна Каймакова, интереснейшая особа, — добавил профессор.

— Это та старуха, в которую стреляли?

— Она самая. Сильная личность…

Наконец-то показался Копытин Лог, и путники расстались.

Вечера Костя едва дождался. Как только смерклось, он притащил в гостиную дарёные поленья. Красивой кучкой, похожей на фигуру для городков, он разложил их в камине. Оставалось только чиркнуть спичкой.

Костя достал из кармана коробок, но тот оказался пустым.

Быть этого не может! Когда Костя отправлялся в лес, коробок был почти полным. Зажигать спички сегодня не пришлось. Может, есть другой коробок в другом кармане?

Нету! Да и не было никаких других коробков, только один. Почему же он пустой? Куда подевались спички? Не могли же они выпасть, когда профессор толкнул Костю в кусты. Или могли? Но тогда они бы вывалились вместе с коробком…

Костя не знал, что думать. Он слышал, что ловкие карманники обчищают клиентов, хлопая их по плечу, отряхивая от воображаемой извёстки или обознавшись и крепко обнимая. Но сегодня Костя ни с кем не обнимался. Правда, профессор ткнул его лицом в траву и держал, положив руку на загривок, но коробок-то был во внутреннем кармане на груди! Туда профессорская рука не добиралась. Да и к чему профессору воровать спички?

Костя окончательно разозлился. Нет ничего глупее, чем сидеть перед холодным камином и смотреть при электрическом свете на домик из поленьев. Надо что-то делать! Магазин, конечно, давно закрыт, но разве Копытин Лог необитаемый остров?

Костя вышел на пустую, померкшую улицу Мичурина. Темнота пахла грибной сыростью и трещала грустными песнями кузнечиков. Идти в сторону заброшенной дачи не хотелось, и Костя повернул к Шнурковым.

Там горели окошки, весело ухала музыка и противным голосом орал ребёнок. Во дворе, у самой калитки, двое горячо беседовали. Из-за кустов и темноты разглядеть их было невозможно.

— Неправда это, Ир! Фигня! Врут, — бубнил мужчина.