Чистая работа - Линда Ла Плант Страница 16

— А ты что-нибудь принес с собой?

Льюис со вздохом открыл папку:

— Вот… Вообще-то, я не должен был снимать копии с оригиналов дела, но… Это все, что я пока что сумел раздобыть.

— Можешь оставить папку у меня?

Льюис кивнул:

— Конечно, только никто тебе не поможет. Я натолкнулся на кирпичную стену. Не знаю, как еще действовать.

Анна сделала Льюису бутерброд и перевела разговор на его сына и на то, как работает Баролли.

— О, нам всем не хватает шефа, с ним никто не может сравниться, понимаешь? Я знаю, ты сейчас работаешь с этим козлом Шелдоном.

Анна улыбнулась.

— Анна, я ничего не могу для него сделать, и Баролли тоже, но это все равно бесполезно. — Льюис явно колебался. — Знаешь, что сейчас самое главное? Он сосредоточен на том, чтобы поправиться. Но похоже, он больше не сможет работать, ему надо будет проходить медицинскую комиссию, но он ее не пройдет. Я думаю, его спишут.

Анна проводила Льюиса. Был уже двенадцатый час ночи, и ей вовсе не хотелось читать оставленную им папку. Ей и без того было о чем подумать, и в первую очередь о физическом состоянии Ленгтона. Будильник она поставила на пять часов, чтобы с утра пораньше почитать материалы. Анна даже не представляла, что было в папке, но если она как-то может помочь, то делать это надо было поскорее.

В папке оказались копии всех материалов по расследованию убийства: показания свидетелей, документы по аресту подозреваемого, множество фотографий. Кроме того, здесь же лежали заметки Льюиса и маленькая черная записная книжка с замечаниями Ленгтона по ведению дела. Ленгтон имел привычку говорить: «Записано!» — и постукивал по нагрудному карману, в который клал свою книжку. Над этой его привычкой частенько подшучивали и говорили: «Это в книжку, шеф». Он произносил свое излюбленное слово и тогда, когда кто-нибудь где-нибудь напортачил или даже, например, если он сам забыл выпить утром чашку кофе! Когда Анна спросила его об этой книжке, Ленгтон усмехнулся и ответил, что все прекрасно знают о его ужасной памяти: еще с молодости, с первых дней работы в полиции, он начал записывать то, что, казалось бы, никак не должен был забыть, например что нужно забрать белье из прачечной. С годами это стало привычкой, а потом и вовсе вошло в поговорку. Кстати, он обратил внимание, что детективам очень действует на нервы, когда он, находясь рядом с ними, быстро записывает что-то в блокнот.

— Пусть не расслабляются! — со смехом добавил он тогда.

Анна в ответ заметила, что никогда не видела, чтобы он пользовался своими записями.

— А… Так я о тебе пишу, а не о своих полицейских делах.

— Значит, ты хочешь сказать, что напоминаешь сам себе, нравлюсь я тебе или нет?

Он опять рассмеялся и беззаботно махнул рукой:

— День твоего рождения, например. Не бери в голову. Ну, шучу, шучу, и потом, ты-то все время заглядываешь в свою записную книжку, чаще, чем другие, я заметил!

Так и было, этому она научилась у отца. Он не уставал повторять, что нужно все записывать, потому что память — штука ненадежная. Если в зале суда вдруг понадобится припомнить весь инцидент в подробностях, записная книжка — лучшее средство для страховки.

Записную книжку Ленгтона туго опоясывала красная эластичная лента. Книжка слегка изогнулась, как будто приняла форму его грудной клетки. Анна сняла ленту, намотала ее на ладонь и открыла книжку. Мелкие четкие буквы его почерка испещряли каждую страницу. Книжка была заполнена почти на две трети, потом записи резко обрывались. Тонкие страницы склеивались между собой, несколько из них ей пришлось даже разъединять, и она подумала, что эти записи еще никто не читал. Возможно, Льюис просто не догадался это сделать: если записная книжка была предметом постоянных шуток, он мог подумать, что она не представляет никакой ценности.

Мелкий почерк было не так уж легко разобрать, Анна начала с первой страницы.

Вызов на жуткое убийство совсем молоденькой девушки по имени Карли Энн Норт поступил в девять часов утра. Тело нашли на пустыре за станцией метро «Кинг-Кросс». Норт было всего шестнадцать лет, но она уже привлекалась за проституцию и побывала в учреждении для малолетних преступников. Семья у нее была неблагополучная — и мать, и отец сидели на героине. Девушку убили ножом; убийца пытался отрезать ей голову и кисти рук тоже хотел обрубить, чтобы нельзя было снять отпечатки пальцев. Его спугнул офицер полиции, заметивший возле пустыря троих подозрительных мужчин. Он сумел задержать убийцу, но двое других, очевидно стоявших на стреме, дали деру и оставили своего приятеля один на один разбираться с полицейским. Убийца оказался нелегальным иммигрантом. По приговору суда после отбытия срока за изнасилование он подлежал высылке из страны. Ленгтон подчеркнул имя этого двадцатипятилетнего мужчины: Идрис Красиник.

Прочитав все это, Анна отложила записную книжку и раскрыла папку. За Красиником тащился длинный хвост всяких обвинений, от хранения марихуаны до нападений; уже в восемнадцать лет он был приговорен к общественным работам. Последний раз он попался на ограблении, и судья постановил, что после отбытия наказания он должен быть депортирован, однако прошло уже восемь месяцев с момента его освобождения, а он и не думал никуда уезжать — и вот убил Карли Энн Норт.

Анна вздохнула. Просто невероятно, особенно в свете дела Артура Мерфи. Как мог этот человек остаться в стране, ведь было же решение судьи о депортации!

Все тем же аккуратным почерком Ленгтон написал и несколько личных заметок: о том, что Баролли набрал слишком большой вес; о том, что Льюис стал хуже работать, потому что его жена беременна во второй раз, а из-за маленького ребенка он сильно устает и не раз опаздывал на работу.

Анна откинулась на спинку стула. Она подумала, сколько же тогда он мог написать о ней, но просматривать записи дальше было уже некогда. На работе надо появиться вовремя!

Дню, казалось, не будет конца. Мерфи доставили в суд магистрата. Как следовало ожидать, под залог его не освободили и перевели в тюрьму Уондзуорт, где он должен был дожидаться суда.

Анна успела вернуться домой, чтобы переодеться. Но перед поездкой в Глиб-хаус, взяв ключи от квартиры Ленгтона, она поехала туда.

На коврике у входной двери скопилась внушительная кипа почты, в основном рекламных листовок. Анна положила почту на стол в гостиной, чтобы разобрать и выкинуть ненужное. На столе уже лежала одна пачка. В квартире было чисто, и Анна подумала, не появлялась ли здесь бывшая жена Ленгтона. Она часто у него останавливалась вместе с Китти. Если это было так и в этот раз, то она не стала утруждать себя стиркой грязного белья. Анна запихнула его в сумку, чтобы постирать дома, и перешла в спальню.

Постель была застлана, и комната выглядела относительно опрятно. На прикроватной тумбочке стояла одна-единственная фотография — Китти, радостно улыбаясь, сидела на пони. Анна проверила, нет ли на тумбочке неоплаченных счетов, но там лежало лишь несколько купюр по десять и двадцать фунтов и какая-то мелочь. Она открыла шкаф, чтобы взять свежую пижаму, и увидела альбом с фотографиями. Ей было неловко его рассматривать, но искушение победило. Это были снимки со свадьбы с его первой женой. Она была, как Анне и говорили, настоящей красавицей, и на фотографии оба выглядели очень счастливыми и влюбленными. В конце альбома лежала карточка с ее похорон.