Лето злых духов Убумэ - Нацухико Кёгоку Страница 16

– Нет, у тебя достаточно знаний о том, как устроен мир, и я не сомневаюсь, что ты обладаешь собственными убеждениями и стратегией познания. Более того, я уверен, что все твои взгляды полностью согласуются с современными представлениями и общественными нормами, и все это я сейчас оставляю за скобками. Однако в любую эпоху и при любых обстоятельствах знания человека остаются несовершенными.

– Это, пожалуй, действительно так, но я не согласен. Я имею в виду, что не важно, о чем мы говорим, – невозможные вещи всегда остаются невозможными, правильно?

«То, что не существует, – не существует».

– Сэкигути-кун… ты только что услышал теорию появления призраков, не так ли? Разве не может кто-нибудь, согласно этой же теории, увидеть великана? Если б ты увидел великана, то, по всей вероятности, поверил бы собственным глазам. В конце концов, ты сам лично осознал тот факт, что наблюдатель не может с уверенностью определить, видит он настоящую реальность или же воображаемую.

– Ну… «Может быть, это и так, но все же…» Хорошо, как ты говоришь, ради продолжения спора, давай, так и быть, предположим, что я действительно увидел этого твоего Дайдарабоши. Я поверил в то, что он настоящий, как верю во все остальное, что вижу своими глазами. Но если б я рассказал об этом другим людям, они решили бы, что это вздор и бред сумасшедшего. Никто мне не поверил бы, верно?

– Вполне, – Кёгокудо ухмыльнулся. – С чего бы им тебе поверить, если б ты был единственным, кто его видел? Но обстоятельства кардинально меняются, едва твой опыт обращается в слова. Слова – или изображения, не важно – это абстракции, которые делают опыт общедоступным. Как только твоя история записана, любой может прочитать и понять ее.

– Разумеется. Они смогли бы лучше ее понять. Но это все равно не значит, что после этого они не сочли бы все это чем-то бо́льшим, нежели плодом моего разыгравшегося воображения, – возразил я со всем упрямством, на которое только был способен.

– Да, все именно так, как ты говоришь. Твой опыт, твое чудовище, которое ты увидел, принадлежит только тебе, и если никто, кроме тебя, его не видел, это называют дикой фантазией или помрачением сознания. Но предположим, что был кто-то, кто тебе поверил. Теперь вы разделяете твою иллюзорную реальность – создаете, так сказать, коллективную фантазию. Исходя из всех записей и легенд, дошедших до нас, мы можем с уверенностью утверждать, что был не один и не два человека, которые разделяли коллективную фантазию о Дайдарабоши. То же самое можно сказать и об этих невероятных созданиях.

Кёгокудо рассеянно пролистнул страницы «Ночного шествия сотни демонов».

– Есть причина, по которой все эти существа обрели форму и остаются с нами по сей день. Так что если, как ты предлагаешь, принимать общепринятое знание за чистую монету, то нужно признать, что чудовища и призраки населяли наш мир с тех самых пор, как появились люди, которые о них рассказывали. Однако для современных людей, в число которых входишь и ты, для чудовищ нет места в их мире. Современный человек может читать записи и свидетельства, однако, хотя он и понимает, что именно в них написано, он не может принять их смысла. С другой стороны, Токугава Иэясу… он вполне согласуется с твоей картиной мира, он тебе понятен, и потому ты способен принять сведения о нем как достаточно достоверные. Это понимание рождает доверие. Это и есть тот самый метод, с помощью которого мы определяем, что достоверно и надежно, а что нет.

– То есть… ты хочешь сказать, что нет никакой абсолютной объективности или правды в отношении исторических записей – что истинность всего, что мы читаем, относительна? Все относительно? Ты это имеешь в виду?

«Этот человек… Сколько еще моих убеждений ему нужно у меня отнять, чтобы он наконец успокоился?»

– Именно. И поверь мне: для людей, которые жили в горных деревнях в эпоху Эдо и у которых не было совершенно никакого исторического образования, горная ведьма ямауба, грабившая и пожиравшая путников, была гораздо более реальной, нежели когда-либо был Иэясу. Я уверен: если б ты пришел к ним и спросил, что они думают про Иэясу, они бы ответили тебе, что «знать не знают никого с таким именем» и преспокойно вернулись бы к своим делам.

В конечном счете я должен был признать, что он прав. Мне было нечего на это возразить. Но, сидя там и чувствуя, будто меня тушат на медленном огне, я беспокоился не о том, что меня перехитрили или переспорили. Плохо было то, что я все еще невольно продолжал внимательно слушать этого человека.

– Слова по сути своей обманщики, – продолжал продавец книг. – Они с тем же успехом порождают массовые заблуждения, с которым рассказывают о знаменитом военачальнике эпохи Эдо. Но давай будем более точны: став коллективным, заблуждение уже не может быть одинаковым для всех. Вот действительно захватывающая часть – бобовая паста мисо, растворенная в супе. Иллюзорная реальность – это совершенно индивидуальная вещь, единственная и неповторимая. Ее невозможно идеально точно воспроизвести в сознании другого человека.

– Но это ведь противоречит тому, что ты говорил ранее. Если ты не можешь разделить коллективное заблуждение, то оно остается всего лишь воображаемой реальностью одного конкретного человека – иными словами, всего лишь иллюзией.

– Как я и сказал, захватывающе! Это также применимо и к религии. Знаешь, как называют религиозного проповедника, у которого нет ни единого последователя? К сожалению, сегодня такого человека все считают безумцем. Религия не может существовать без верующих. Лишь когда заблуждение становится систематизированным, оно может стать и коллективным. Однако даже люди из одной и той же религиозной секты не могут переживать одну и ту же идентичную иллюзорную реальность. И в этом заключается истинная гениальность самой религиозной идеи. Несмотря на то что ее приверженцы могут иметь различный, индивидуальный религиозный опыт, религия убеждает их в том, что этот опыт одинаков и универсален. Таким образом, можно использовать одинаковые предпосылки для того, чтобы одновременно успокаивать напряжение и улаживать противоречия между мозгом и сердцами множества разных людей. Это и есть спасение. И главная роль во всем этом принадлежит словам.

– «В начале было Слово», ты это имеешь в виду?

– Превосходно!

Мой друг почему-то всегда хвалил лишь мои случайные замечания.

– В этом и есть самая суть. Историческая личность по имени Токугава Иэясу не тождественна тому «Иэясу», в которого ты веришь. Их связывают лишь письменные свидетельства, иными словами – слова. – Кёгокудо откашлялся, прочищая горло. – В конечном счете мозг – это всего лишь орган человеческого тела. Пока твой мозг может убедить душу в том, что он знает, о чем говорит, – никаких проблем не возникает. Но под действием силы слов память постепенно начала жить своей жизнью. Слова не только пробудили индивидуальное сознание – они же отправились во внешний мир и породили там оборотня по имени Общественное Сознание. Едва некий опыт преобразуется в слова, он перестает принадлежать индивидууму, который его пережил, и становится коллективным заблуждением. Индивидуальное понимание – способность отличить реальное от воображаемого – невозможно, даже если человек переживает нечто на личном опыте и получает знание из первых рук. Что же тогда насчет слов, которые вышли во внешний мир? Мы можем думать, что они заслуживают доверия, пройдя проверку такого большого количества мозго́в, но это не тот случай. Едва нечто превращается в общепринятую абстракцию, которой является язык, оно передается из уст в уста, пока не попадает в голову индивидууму, где вновь преобразуется в нечто определенное и конкретное. Но, опять же, человек не может с полной уверенностью сказать, было ли это второе – обратное – преобразование выполнено с какой-либо точностью или же нет.