Маэстра. Книга 3. Ультима - Л. Хилтон Страница 15

Наступило утро второго дня Рождества. Промзона оказалась ужасной и невзрачной, как и все места такого рода. Мы прошли мимо нескольких складов и погрузочных зон, на улице стояли и курили рабочие-китайцы. Два ряда бараков, похожих на домики в лагере беженцев, между ними на веревках сушится белье, через открытую дверь виднелись плотные ряды двухъярусных кроватей. В большинстве домиков стояло огромное количество швейных машинок, за которыми сидели мужчины и женщины и сосредоточенно строчили – шили изысканные, дорогие наряды вроде того, что сейчас был на мне. Известные дизайнеры платили таким цехам ради того, чтобы заполучить вожделенный лейбл «Сделано в Италии». Перед одним из невысоких зданий были огромные ворота и два охранника с немецкими овчарками. В воздухе резко пахло химикатами, из двух жутковатых труб поднимался белый дым. Может, они тут герлин варят, мне-то какое дело?

Мы остановились чуть подальше, у маленького здания из красного кирпича. У входа нас встретил какой-то китаец среднего возраста, с брюшком, одетый в голубой комбинезон, как и все остальные работники фабрики.

– Это Ли, – представил его да Сильва. – Ли, это мисс Рэшли.

– Называйте меня просто Джудит.

– Что ж, тогда я вас оставлю, – распрощался да Сильва, сел в машину, открыл окно и закурил.

– А тебе не интересно посмотреть? – крикнула я.

– Да чего я там не видел, – улыбнулся итальянец.

Ли галантно проводил меня внутрь и спросил на идеальном итальянском, хочу ли я чего-нибудь выпить. Я отказалась, мне не терпелось увидеть его мастерскую. Внутри оказалось просторнее, чем виделось снаружи, благодаря люкам в крыше освещение было естественным, приятно пахло масляными красками и лаком. Мы прошли по перегороженному коридору к массивной двери. Ли набрал код доступа, раздался щелчок, и дверь открылась.

– Это склад. Что бы вы хотели увидеть?

– Все, что есть из готового, если вам не сложно.

Немного помедлив, Ли заулыбался и взялся за ручку то ли шкафа, то ли гигантской морозильной камеры. Внутри оказался круглый рельс, которым китаец управлял с помощью небольшого пульта. Он нажимал на кнопку, перед нами появлялось одно полотно за другим, но вот Ли остановил рельс и достал Кандинского.

Вот только это был не Кандинский. Головой я это прекрасно понимала. Однако удивительным, чудесным образом картина произвела на меня точно такое же впечатление, как те подлинники, что я видела. Если бы это был оригинал, то я сказала бы, что это ранний Кандинский, год эдак 1911-й. Пейзаж с домами, на переднем плане луг, с холма сбегает, извиваясь, речка. Самые базовые цвета – зеленый, красный, желтый, синий, детская точность в изображении домов контрастирует с мазками, символизирующими землю и воду. О таких картинах профаны обычно говорят: «Да мой трехлетний сын так нарисует!», как будто весь смысл в том, чтобы неуклюже передать то, что увидел художник. Но если присмотреться, то увидишь глазированную толщу воды сквозь несколько слоев краски, танец теней, образуемый игрой невидимых солнечных лучей на крыше, краски, расцветающие и увядающие с таким мастерством, что влажная штукатурка стен и пыль на листьях подорожника туманят твой взгляд, и тогда можно скорее почувствовать эту картину, чем увидеть, как будто то, что он нарисовал, отпечатывается у тебя прямо на радужке.

По оценкам экспертов, примерно десять процентов работ, висящих на стенах самых главных музеев мира, являются подделками. Глядя на работу Ли, я с легкостью могла поверить в эти цифры. Возможно, серьезного технологического анализа эта картина и не прошла бы, а может быть, прошла бы и его. В таком случае что мы будем считать настоящим Кандинским?

Говорить Ли, что работа прекрасная, не стоило. Это было бы оскорблением.

– Еще что-нибудь, если можно.

Китаец снова нажал на кнопку, рельс с щелчком передвинулся, и Ли снял с него довольно большое полотно – классический голландский натюрморт в стиле XVII века. Темный кофейно-голубой фон, накрытый батистовой скатертью стол, серебряный поднос с гранатами и виноградом, свет от изящного подсвечника с тремя свечами подчеркивал блеск кожуры фруктов. На краю тарелки, ближе к зрителю, ползет крошечная ярко-зеленая гусеница – настолько реальная, что на первый взгляд мне показалось, будто она приклеена к картине. Стандартный трюк, вставить миниатюрную забавную деталь, чтобы подчеркнуть виртуозность мастера.

– Лупа есть?

Ли достал из кармана комбинезона увеличительное стекло, протянул мне, а сам положил картину на рабочий стол. Я принялась тщательно изучать полотно. Кракелюр – это рисунок множества крошечных трещинок, возникающий на верхнем слое картины по мере высыхания красок и лаков. Правильный эффект можно подделать, если подвергнуть уже готовое произведение термической обработке. Многие мошенники попадаются именно на недостаточно профессиональном выполнении кракелюра, который можно изучить точно так же, как отпечатки пальцев. На самом деле я далеко не эксперт по натюрмортам в принципе, но за время работы в «Британских картинах» видела достаточно работ такого рода, чтобы понимать: эта картина пройдет любой тест.

– Пигмент?

– Все как надо. Мы работаем вручную по рецептурам, – отозвался Ли, подошел к стеллажу с книгами и достал с полки увесистый фолиант в красном переплете с надписью «Словарь исторических пигментов», а потом еще один, название которого прочитал вслух по-английски. – «Оптическая микроскопия исторических пигментов».

– Слышала об этих изданиях.

– А вот наш контрольный лист. – Ли показал на листок, прикрепленный к стене и весь испещренный китайскими иероглифами, и стал читать. – Холст, подрамник, доска, слой, грунтовка… переплет, – не сразу подобрал он нужное слово, – патина. Каждая картина проходит тщательную проверку, но на самом деле это просто напоминалка. Мы и так все знаем.