Черное воскресенье - Томас Харрис Страница 15

Примерно полчаса он лениво плавал туда-сюда. В бассейне было человек пятнадцать детей с надувными морскими коньками всевозможных видов и трубочками для подводного плавания. Несколько молодых пар играли в салочки полосатым пляжным мячом, а мускулистый юноша возле бассейна натирался кремом для загара.

Лэндер повернулся на спину и медленно поплыл через глубокий конец бассейна, куда прыгали ныряльщики. Он следил глазами за маленьким облаком, когда вдруг почувствовал, как его колошматят чьи-то руки и ноги. Это была девушка в стеклянной маске. Она барахталась в воде и, похоже, глядела на дно бассейна, вместо того чтобы смотреть, куда плывет.

— Извините, — произнесла она, барахтаясь. Лэндер выдул воду из носа и поплыл дальше, ничего не ответив. Он пробыл в бассейне еще полчаса, потом решил уезжать и уже хотел выбираться, когда перед самым его носом вдруг всплыла девица в маске. Сняв ее, пловчиха улыбнулась.

— Это не вы потеряли? Я нашла его на дне. — Она протянула Лэндеру пластмассовый номерок.

Он посмотрел вниз, чтобы узнать, не вывернулся ли кармашек плавок наизнанку.

— Вам бы лучше проверить ваш бумажник, все ли на месте, — посоветовала девушка и снова скрылась под водой.

В бумажнике оказался чек, отправленный им в Бейрут. Вернув корзинку смотрителю, Лэндер возвратился к девушке в бассейн. Она обрызгивала водой двух маленьких мальчишек, но, увидев Лэндера, бросила их, и они жалобно заканючили. В воде она выглядела великолепно, и Лэндер, у которого замерзло все, что было закрыто плавками, почувствовал раздражение.

— Давайте побеседуем прямо здесь, мистер Лэндер, — предложила девушка и отплыла в то место бассейна, где вода почти доходила ей до груди.

— Вы хотите, чтобы я кончил прямо в плавки, и все это добро всплыло?

Девушка пристально смотрела на него. Пестрые точечки света плясали в ее глазах. Внезапно Лэндер положил искалеченную ладонь на ее плечо и уставился в лицо девушки, следя, не вздрогнет ли она. Единственной заметной реакцией была слабая улыбка. Он не увидел, что рука девушки медленно повернулась под водой тыльной стороной кверху, а пальцы согнулись, изготовившись к удару, если в этом возникнет необходимость.

— Можно называть вас Майклом? Мое имя — Далия Айад. Тут довольно удобное место для разговора.

— Надеюсь, вы довольны содержимым моего бумажника?

— Вам бы радоваться, что я порылась в нем. Не думаю, что вы захотели бы иметь дело с дурочкой.

— Как много вы знаете обо мне?

— Я знаю, чем вы зарабатываете на жизнь. Знаю, что вы были военнопленным. Вы живете один, читаете допоздна и курите весьма дрянную марихуану. Я знаю, что ваш телефон не прослушивается, по крайней мере, он не подключен к тем распределительным щитам, которые висят у вас в подвале или на столбе возле дома. Но я не знаю толком, чего вы хотите.

Рано или поздно ему придется об этом рассказать. Но такое нелегко выговорить, так вдруг и духу не наберешься. Кроме того, он не доверял этой женщине. Ну, ладно.

— Я хочу взорвать тысячу двести фунтов пластика над стадионом, где будет проходить матч за суперкубок.

Девушка взглянула на Лэндера так, будто он со стыдом признался, что страдает половым извращением, которое ей особенно по вкусу. Спокойное дружеское сочувствие, сдерживаемое возбуждение. Милости просим.

— Но у вас нет пластика, не так ли, Майкл?

— Так, — проговорил он и, отведя глаза, спросил: — Вы можете его раздобыть?

— Это зависит от обстоятельств. Вам нужно слишком много.

Лэндер повернулся к ней так резко, что из шевелюры брызнула вода.

— Не надо таких речей, не желаю слушать. Говорите прямо.

— Если вы убедите меня, что сумеете устроить взрыв, если я докажу своему командиру, что вы сумеете утроить взрыв и устроите его. Вот тоща я смогу достать и достану вам пластик.

— Хорошо, это справедливо.

— Но я должна все увидеть. Я хочу поехать к вам домой.

— Почему нет?

Но они поехали к Лэндеру не сразу. У него был ночной рекламный полет, и он взял Далию с собой. Вообще в ночные полеты пассажиров не брали, а сиденья снимали, чтобы освободить место для компьютера, управляющего восемью тысячами лампочек, укрепленных на боках дирижабля. Но, потеснившись, найти местечко было можно. Фарли, второй пилот, причинил всем кучу неудобств во время двух последних полетов, когда брал с собой свою флотскую подружку. И не ему было ворчать из-за необходимости пожертвовать креслом в пользу этой молодой женщины. И он, и оператор компьютера облизывались, глядя на Далию, и развлекались тем, что обменивались в корме гондолы похабными жестами, когда Далиа и Лэндер не смотрели на них.

Манхэттен внизу был похож на осыпанный бриллиантами корабль. Дирижабль пролетел над ним на высоте 2500 футов и нырнул вниз, к алмазному кольцу стадиона Ши, где шел вечерний матч. Бока оболочки превратились в сияющие экраны, по которым ползли буквы: «Если кошка захворала, позови ветеринара», «„Уинстон“ — вот это вкус...» Эта надпись оборвалась на середине, и оператор, бранясь, завозился с перфорированной лентой.

Потом Далиа и Лэндер смотрели, как наземная обслуга в Лэйкхерсте ставит дирижабль на прикол до утра. Особое внимание при этом уделялось гондоле. Люди в халатах вытаскивали оттуда компьютер и снова устанавливали кресла.

Лэндер показал Далии крепкий поручень, шедший вокруг основания кабины, потом отвел ее в корму гондолы, и они стали смотреть, как снимают турбогенератор, питавший лампочки. Этот генератор — тяжелое узкое устройство, похожее очертаниями на окуня и имеющее кронштейн под три болта, который очень пригодится им в будущем.

К ним подошел Фарли.

— Ребята, вы что, всю ночь торчите здесь?

Далиа глуповато улыбнулась ему.

— Тут так интересно!

— Еще бы! — Фарли хихикнул, подмигнул и ушел.

По пути домой Далиа раскраснелась, глаза ее горели.

Дома она первым делом дала понять, что не ждет никаких проявлений чувств со стороны Лэндера, но в то же время старалась ничем не выказать неприязни к нему. Вот мое тело, оно здесь, потому что мне так удобно, — казалось, говорила она всем своим поведением. Она просто терпела его чисто физически, но так тонко и умело, что этого не выразить по-английски. И она была очень кротка.

Но когда речь заходила о деле, все менялось. Лэндер сразу понял, что большие познания в технике не дают ему права задирать нос. Ему пришлось объяснять свой замысел в мельчайших подробностях, растолковывая значение терминов, если Далиа не соглашалась с ним, то в основном в тех случаях, когда речь заходила об отношениях с людьми, и он убедился, что он отлично разбирается в человеческой природе, а особенно — в поведении испуганного человека, подвергающегося давлению. Даже если Далиа категорически не соглашалась с Лэндером, она выражала свое несогласие только словами, без помощи жестов или мимики. И поза ее, и выражение лица свидетельствовали лишь о сосредоточенности.