Шифр Магдалины - Джим Хоган Страница 15

Идею подал ему Роско.

Они сидели «У О'Тула», в весьма непритязательном ирландском ночном баре, расположенном в торговом центре «Маклин» неподалеку от штаб-квартиры ЦРУ, и Роско с лукавой улыбкой на лице поинтересовался информационным запросом, который в тот день поручили Данфи.

— Какой из них вы имеете в виду? — рассеянно переспросил Данфи.

Он внимательно рассматривал фотографию, висевшую на стене среди множества других памятных мелочей, которые давно заросли толстым слоем пыли. Здесь был выцветший флаг ИРА, доска для игры в дартс с портретом Саддама Хусейна, несколько открыток из Гаваны, подписанных «Фрэнк и Рут», японский ритуальный меч с чем-то похожим на засохшие пятна крови. Рядом с фотографиями Джорджа Буша, Уильяма Колби и Ричарда Хелмса в рамочках, на каждой из которых стоял соответствующий автограф, к стене были приклеены пожелтевшие газетные страницы с заголовками типа «Джон Фитцджеральд Кеннеди посылает военных советников во Вьетнам».

Фотография, привлекшая внимание Данфи, изображала троих смеющихся мужчин на небольшой лужайке среди джунглей. На земле перед ними лежала голова азиата, и создавалось впечатление, что она только что отрублена. Однако присмотревшись, можно было понять, что человека просто закопали в землю стоя, и, хотя взгляд у него уже остекленел, он был еще жив. К фотографии была прикреплена отпечатанная на машинке подпись «25.12.66. Лаос. Счастливого Рождества!».

— Запрос о пломбировании корневых каналов зубов, — сказал Роско.

Данфи покачал головой, не отрывая взгляда от фотографии.

— Не помнишь? — спросил Роско.

— Что? — встрепенулся Данфи.

— Я спросил тебя об информационном запросе относительно пломбирования корневых каналов у курсантов военно-морской школы в Аннаполисе с 1979 года по сегодняшний день.

— Ах да, — ответил Данфи. — Я получил его сегодня. А с какой стати в Управлении должны быть какие-то документы по подобному вопросу? Что может быть на уме у того парня, которого заинтересовала такая проблема?

Роско пожал плечами:

— Вообще-то… Мне кажется, я знаю, что может быть у него на уме. Он один из наших самых активных клиентов.

— Ну и… Выдавай свою версию.

— Контроль сознания. Мистер Макуилли одержим этой идеей. Впрочем, как и многие другие.

Данфи склонил голову.

— Вероятно, я не очень внимательно слушал, но мне кажется, мы беседовали о стоматологии.

— В общем, да… в каком-то смысле. Он просит у нас разрешения на получение карточек стоматолога, но не объясняет, зачем они ему нужны, да и не обязан давать никаких объяснений. Он не обязан сообщать нам о своих подозрениях. Однако, проведя некоторое время за подобной работой и проанализировав бесконечное количество запросов, вы неизбежно начнете понимать, что стоит за многими из них. Я пришел к выводу, что мистер Макуилли полагает, будто мы имплантируем миниатюрные радиопередатчики…

Данфи от неожиданности чуть не поперхнулся пивом.

— В коренные зубы курсантов?

— Именно, — кивнул Роско.

— Но зачем, ради всего святого?!

— Откуда мне знать? Возможно, с целью воздействия на подсознание. Или что-то в этом духе. Кто может сказать, какие подозрения роятся в голове Льюиса Макуилли? Я, конечно, нисколько не сомневаюсь в том, что он законченный шизофреник. Ты обратил внимание на обратный адрес на его письме?

— Нет, откровенно говоря, не прочел, — ответил Данфи.

— А я помню его прекрасно. Если он не переехал, то его адрес: Александрия, Парк-Форт-Уорд, Участок А, 86.

Данфи скорчил гримасу.

— Нужно бросать на хрен эту работу. Она, наверное, самая идиотская из всех, которые мне когда-либо поручали.

— Возможно, — согласился Роско. — А может, и нет.

— Уж поверь мне. Я не шучу. — Данфи помолчал. — Знаешь, почему я поступил на работу в Управление?

Роско кивнул:

— Из патриотических соображений.

Данфи усмехнулся:

— Нет, Роско. Вовсе не из патриотических. К патриотизму мой выбор не имел никакого отношения.

— И?

— Я поступил на работу в Управление, потому что в то время хотел стать историком. И тогда я сделал для себя одно открытие… собственно, я сделал его еще в колледже: в наше время больше невозможно быть историком.

Роско бросил на него удивленный взгляд.

— Откуда такой вывод?

— Историки, как известно, собирают факты и читают документы. Они проводят эмпирические исследования и анализируют собранную информацию. Затем публикуют результаты исследований. Это именуется научным методом, но в университетах ничем подобным уже нельзя заниматься.

— Почему же нельзя?

— Потому что структуралисты, или постструктуралисты, или постколониалисты, или как бы там они ни называли себя сейчас, считают, что реальность недоступна, факты не имеют никакого значения и познание невозможно. Подобный подход превращает историю в выдумку и низводит ее на уровень простого анализа текстов. А нам остаются только…

— Что? — спросил Роско.

— Гендерные исследования. Историко-культурные исследования. То, что я называю «научным туманом».

Роско встретился взглядом с барменом и указательным пальцем очертил в воздухе круг над бокалами.

— Итак… ты пришел в ЦРУ, потому что полагал, что гендерные исследования — это «туман»? Я правильно тебя понял?

— Да, в основном… Я понял, что мне никогда не найти преподавательской работы, по крайней мере в хорошем университете, ведь практически везде всем заправляют постструктуралисты. Кроме того, я занимался современной военной историей, закончил аспирантуру в Висконсине. Вывод, который я там сделал, состоял в том, что очень многие из тех документов, которые, по идее, должны быть вполне открытыми, на самом деле совершенно недоступны для исследований.

— Почему?

— Потому что они засекречены. Как начинающий историк, я не получил к ним доступа. И это, конечно, выводило из себя… потому что создавалось впечатление, что мы живем не при демократии, а при какой-то криптократии.

На Роско его рассуждения явно произвели впечатление.

— Криптократия, — повторил он. — Неплохо. Мне нравится.

Данфи рассмеялся.

— Поэтому-то ты и пришел в Управление? — спросил Роско. — Сюда тебя привели постструктурализм и криптократия.

— Верно, — ответил Данфи. — Но есть и еще одна причина.

Роско скептически взглянул на него.

— И какая же?

— Я хотел интересной и яркой жизни.

Роско усмехнулся, и тут бармен принес им еще пару бокалов.