Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд Страница 15

Роберт начал медленно развязывать тесемки на затылке, но случайно лишь затянул узел. Кэтрин хохотнула и махнула рукой:

— Ладно уж, не снимайте! Какой вы неуклюжий! Потом! Идемте!

Когда они оказались в Третьем дворе, который выглядел несколько более современным, но таким же просторным, Кэтрин вдруг сорвалась с места и бросилась бежать с криком:

— А ну догоните!

Роберт и не думал поддаваться на эту ребячью провокацию. Кэтрин остановилась в конце двора, там, где начинался вход на мост Сигхов. Было холодно, и с губ ее срывался белый пар. Ему вдруг пришло в голову, что она напоминает Снежную королеву. Или как минимум Снежную принцессу, несмотря на свой ведьмин наряд.

— Только не говорите, что я выгляжу романтично! На самом деле мне ужасно холодно и хочется поскорее спрятаться в тепло! — крикнула она, когда он подошел.

Они пошли по мосту, остановились на середине и стали смотреть вниз, в темную воду.

— Дайте мне послушать ваше сердце, — вдруг предложила Кэтрин.

Не дожидаясь его реакции на свое предложение, она притянула Роберта к себе и приложилась ухом к его груди. В ту минуту он сам услышал удары своего сердца — спокойные, глубокие, сильные. Кэтрин подняла на него глаза, молча взяла его ладонь и приложила к себе, чуть пониже упругого холмика левой груди. И он услышал ее сердце и почувствовал, что она взволнованна. Они стояли так на мосту и смотрели друг на друга не мигая.

— У вас доброе сердце, милый волшебник. Теперь я понимаю, почему Адам выбрал мне в спутники именно вас.

Их спугнула группа первокурсников, спешивших в кино. Роб усмехнулся, подслушав их разговоры. Его всегда удивляло и смешило то, что большинство молодых людей, поступивших в Кембридж, откуда бы они ни приехали, стремились в кратчайшие сроки овладеть особой «аристократической» манерой произношения — с вальяжным растягиванием гласных.

Проводив их глазами, Роберт кивнул своей спутнице в знак того, что им пора двигаться дальше. Сойдя с моста, они оказались в Новом дворе, заставленном псевдоготическими постройками XIX века, а в дальнем углу его низенькие колонны подпирали широкий купол, прозванный студентами свадебным тортом. Кэтрин все теснее прижималась к Роберту на пронизывающем ветру, а он думал, чем может закончиться этот вечер. В какой-то момент ему даже пришлось тряхнуть головой, чтобы отделаться от внезапно повисшего перед его мысленным взором видения — нагая смеющаяся Кэтрин, обхватив его руками за шею, тянет к своим губам, черные волосы свободно разметались по белоснежной коже… Удивительно, но даже в этом видении она предстала перед ним в своей полумаске.

Они миновали свадебный торт и оказались в царстве XX века и архитектуры шестидесятых годов, в мире серого бетона и тонированного стекла.

— Хватит глазеть по сторонам, побежали вперед, а то я окончательно закоченею! — вдруг крикнула Кэтрин, вновь срываясь с места.

На сей раз Роберт бросился вдогонку.

— А я поняла, почему Адам затеял всю эту игру! — весело крикнула она на бегу.

Он догнал ее лишь у сторожки консьержа.

— Вы слышали когда-нибудь о Ньютоновой рукописи? Мы с Адамом как раз сочиняем сейчас сценарий студенческой пьесы об этом. Вы знаете, о чем идет речь? Она хранится в Королевском колледже, ее купили на аукционе перед самой войной.

Разумеется, Роберт слышал об этом. Собственно, несколько лет он думал поступать на факультет физики и лишь в самый последний момент сделал выбор в пользу иностранных языков, но не жалел об этом, ибо видел в их изучении ту же стройную систему, что и в изучении законов природы. Точный расчет, многообразие строго определенных связей и предсказуемость во всем — этим физика и лингвистика пленяли его больше всего.

Кэтрин рассмеялась, подставляя лицо ветру и туману.

— Так из этой рукописи прямо следует, что сэр Исаак Ньютон гораздо больше своего времени, таланта и сил посвящал изучению алхимии и теологии, а вовсе не гравитации и оптике, благодаря которым стал знаменит в веках. Впрочем, он не отделял науку от алхимии и считал, что все его работы — суть познание Божественной сути Вселенной. Во всем, буквально во всем ему виделись знаки Божьего провидения — в пропорциях храма Соломона, траекториях полета комет и вращения небесных тел, геометрии и математике, свойствах металлов. И охота за так называемым философским камнем — это тоже попытка познать Бога. Про Ньютона говорили, что он был отнюдь не первым гением эры ученых, а последним могиканином эпохи магов!

Роберт обратил на нее удивленный взгляд и пожал плечами. Он-то всегда считал, что Ньютон был именно и исключительно ученым.

— Вот это-то Адама и навело на мысль организовать сегодняшнюю вечеринку. Чтобы все было как в старые времена — ведьмы и волшебники, загадки и шарады. А кончится дело, разумеется, веселой и пьяной пирушкой! Он сумасшедший, этот Адам, вот что я вам скажу!

Роберт хмыкнул в ответ, не зная, как ему следует реагировать на это заявление.

Они миновали все современные постройки и оказались в самом дальнем дворе колледжа Святого Иоанна. Прямо перед ними открылась умытая туманом лужайка, а сразу за ней раскорячилось здание школы Пифагора — два каменных этажа с высокой мансардой. Из окон лился желтый свет, возвещая о том, что вечеринка Адама уже началась и набирает обороты. Парадная дверь была распахнута, и изнутри лились ритмичные аккорды нового хита Дэвида Боуи. Роберт и Кэтрин юркнули в холл, протолкались через битком забитый молодежью танцпол и в следующем зале увидели самого магистра. Адам еще издали заметил их и, взгромоздившись на стул, изо всех сил махал им рукой. Выглядел он весьма экзотично: на нем был наряд не то султана, не то факира — белоснежный халат, салатового цвета тюрбан и ярко-красный широкий кушак. На грудь спускалась окладистая фальшивая борода. Проститутка и викарий, как оказалось, уже были здесь. Недоставало лишь последней пары.

— Что ж, прекрасно, прекрасно! — громогласно возвестил Адам. — Нашли, что было назначено? Волшебные слова, надеюсь, при вас?

Он весь светился от гордости и радости за себя, в глазах его сверкали веселые огоньки.

— Сдается мне, мы ждем теперь лишь рыцаря и его даму сердца, что меня лично нисколько не удивляет, так как этой паре пришлось пуститься в несколько более продолжительное путешествие. А вы, друзья мои, не ждите — пейте, пейте смело!

Роберт как ни приглядывался ко второй паре, не мог узнать в этих молодых людях своих знакомых. Особенно колоритно смотрелся викарий — с белым протестантским воротничком и в огромной карнавальной маске, закрывавшей не только лицо, но и всю голову чуть не монашеским клобуком. У его спутницы, наряженной в одеяние девицы легкого поведения с парижской площади Пигаль, упоминания была достойна, пожалуй, лишь черная полумаска с птичьими перышками.

Адам ненадолго отлучился в бар, откуда вернулся с пинтой пива для Роберта и бокалом белого вина для Кэтрин. Роберта он отвел в сторонку.